Всё тот же сон

Из дневниковых записей 1987 года:

В «Вопросах литературы» разгром дурацкой «Игры» дурацкого Бондарева. А в «Юности» (№ 7) — разгром статьи Ст. Куняева в «Нашем современнике» против Высоцкого и «идолопоклонников», которые якобы затоптали на Ваганьковском соседние могилы… С опровержением этой гнусной клеветы уже выступил и Рождественский.

…………………………………………………………………………………………………

И вот уже появились воспоминания о нём. На публикации, ещё редкие, кинулись. К ним прильнули. Мы всасываем строки тех, кто был напоён его присутствием.

Потом родилось беспокойство. В статьях, самых блистательных, что-то как будто мешало. Не сразу пришлось догадаться, что это — ревность. Они, пишущие, были как-то особо к нему причастны. Они его знали!

Высоцкий был наш, всеобщий, каждый из нас, его не знавших, был личностно связан с ним незримыми нитями, протянувшимися через пространство. А те, знающие, очертили Высоцкого узким магическим кругом, в который нам не было доступа. Они, причастные, знали о нём всё, их знание было точным. Они обладали тьмой истин. Наше знание было легендарно. Нас возвышал обман.

Бог знает, как и что было на самом деле, но раньше мы понимали так, что он поёт для нас. Когда его не стало и появились статьи, захотелось услышать свой голос, кого-то из миллионов, любивших его по-своему, как все. Но мы только рычали или обменивались междометиями. Священное косноязычие оставалось нашим уделом…

Я вспоминаю, что говорила мне Наталья Крымова, как сидят они, друзья Высоцкого, и стонут: ох да ах! — на Западе издают, а у нас тишина… А кто-нибудь что-нибудь делает?! Привыкли сидеть и брюзжать, скрывая собственную лень и трусость. Какая замечательная позиция: ты и умён, и порядочен, и — в комфорте… А Крымова берёт и делает комиссию по наследию. Можно ведь что-то сделать, если делать!

Или я вот, замыслил издать Высоцкого, очень захотел. Когда пускал пробные шары — не начальству, а так, среди людей, как бы в шутку, — как шутку и воспринимали. А вот повёл-повёл интрижку, и как будто (тьфу, тьфу, тьфу!) вытанцовывается.

………………………………………………………………………………..

Скоро уже сдадим в набор Высоцкого. «Я, конечно, вернусь». Название выбрала Крымова. Мы с ней работаем очень легко. Я предложил монтажный принцип расположения стихов и воспоминаний — так, чтобы сложились внутренние, пусть и неявные, сюжеты; а свидетельства друзей, помимо их самоценности, служили бы лёгким комментарием. Тогда, мне показалось, возникнет этакий комментированный внутри своей естественной структуры роман в стихах. Наталья Анатольевна мгновенно учуяла сквозное действие, и мы с ней сели за этот пасьянс.

— Так, — говорила Наталья Анатольевна, — хорошо. А теперь это… Нет, рано! А если… Давайте попробуем.

Тасовали рукопись и чувствовали, как она оживает.

Одно я упустил. Троянкер во всю уже работал над оформлением, и, конечно, все решения его, вся концепция построена была на структуре простого хронологического сорника стихов с прибавлением мемориальной части — в конце или в начале.

Я попытался его совратить, но Аркадий только по первому впечатлению мягкий красавец, а в натуре весь твёрд и нерушим, скреплённый раствором, замешанным на яичных желтках. И потом, раскассировать и перенумеровать рукопись — дело нехитрое, а у Троянкера — полосный макет, весь рассчитан.

Жаль, очень жаль. Хорошая мысля, да пришла опосля.