Все цветы Парижа

– Благополучно, благодарю вас. Уже поправляется.

– Вот и замечательно, – сказал он.

Мадам Бернар поглядела на меня, потом на Люка и снова на папу.

– Розы меня устроят. Я не буду слишком требовательной к вам. – Она покосилась на меня, потом на Люка. – Особенно в нынешние времена. Три дюжины роз. Мне нужны различные оттенки розового.

Люк послал мне воздушный поцелуй и пошел к двери. Папа, как всегда, записал заказ в свой блокнот.

– Когда доставить вам розы? К трем? Четырем?

– К полудню, – ответила она. – В прошлый раз ваш мальчишка опоздал. Проследите, чтобы этого не повторилось.

– Конечно, мадам, – пообещал папа.

– И цветы были чуть-чуть подвядшими. – Она недовольно тряхнула головой. – Если вы и дальше будете такими небрежными, то потеряете лучших клиентов, в том числе и меня.

– Простите, мадам, – не выдержала я. – Мы не продаем подвядших цветов. Возможно, у вас просто подвяла память.

– Моя память? – зашипела она, поворачиваясь к папе. – Мне жаль, что вы не научили вашу дочь хорошим манерам. Пожалуй, я отменяю мой заказ.

После ее ухода я рухнула со вздохом на стул. Но папа явно не видел в этом инциденте ничего забавного.

– Селина, держи себя в руках, не давай волю своему гневу.

– И позволять таким, как мадам Бернар, нам хамить? – Я пожала плечами. – Папа, у нас полно клиентов. Она нам не нужна.

Папа устало вздохнул.

– Что, если она пожалуется своим подругам и они перестанут покупать у нас?

– Не перестанут, – заявила я. – С другой стороны, все знают, что мадам Бернар сочувствует нацистам.

– Тем более нам нельзя с ней ссориться.

В это время в лавку ворвалась Кози, моя восьмилетняя красавица с ангельским сердцем и львиным характером, и шлейф от грязной ауры мадам Бернар растаял в воздухе.

– Мама, – воскликнула она, обхватывая меня ручонками. – Гляди, что я делала в школе!

Она достала из ранца листок бумаги с нарисованным акварелью морским берегом.

– Узнаешь? – спросила она, широко раскрыв глаза и выжидающе глядя на меня, и тут же, не дожидаясь моего ответа, с восторгом крикнула: – Это Нормандия, мама! Там, где ты родилась! – Сияя от гордости, она показала скалы, которые нарисовала на берегу, и озерцо, оставшееся после прилива. Она нарисовала картинку так, как я и рассказывала ей вечерами на сон грядущий. Нормандия и наш маленький дом на берегу моря навсегда остались в моем сердце. Когда мне исполнилось двенадцать лет, умерла мама, и папа перебрался в Париж. Прошло много лет, но когда я закрывала глаза и переносилась мыслями в прошлое, я до сих пор ощущала запах моря и маминых цветущих лимонов на нашем патио, словно и не уезжала оттуда. Пожалуй, часть моей души так и оставалась там до сих пор.

– Ты скучаешь по Нормандии? – спросила дочка, испытующе глядя мне в лицо.

Слезы навернулись мне на глаза. Я опустила голову и сделала вид, что вожусь с ведерком зелени, которая скоро окажется в одной из папиных композиций, предназначенных для того или другого гламурного приема. Наконец взяла себя в руки и снова поглядела на Кози.

– Да, милая, – сказала я с улыбкой. Как бы сильно ни тосковало мое сердце по Нормандии, еще больше оно тосковало по маме. Наша недолгая жизнь на берегу моря была волшебно прекрасной, но мы могли бы жить где угодно, даже в пустыне или темном лесу, но все равно были бы счастливы, если бы с нами была мама.

После ее смерти ничего не осталось прежним. Из нашей жизни ушла радость, погасла, словно пламя свечи, особенно для папы. Вместо безмятежной жизни в Нормандии началась полная суеты парижская жизнь, где люди редко улыбались и все время куда-то спешили. Папа открыл цветочную лавку, и мы начали строить нашу новую жизнь без мамы.

Папа стоически переносил утрату и заплакал при мне только один раз: в рождественское утро, когда мне было тринадцать лет. После завтрака я подарила ему мамину фотографию, которую нашла на чердаке в какой-то старой шкатулке. Мама на ней была восемнадцатилетней красавицей с падавшими на плечи темными волнистыми волосами, такими, как у Кози. В антикварной лавке я купила подходящую рамку. Я не знаю, видел ли он раньше тот снимок, но, посмотрев на него в то утро, он зарыдал.

Несмотря на все папины усилия справиться с горем, оно все эти годы не оставляло его. Он носил его как шарф на шее. Дело в том, что мама унесла с собой половину большого папиного сердца, когда умерла. Когда теряешь любовь всей своей жизни, разве можно когда-нибудь заполнить ту пустоту?

– Мама, тебе нравится? – Кози дернула меня за рукав, оторвав от моих мыслей.

– Да, чудесный рисунок, – ответила я, снова взглянув на маленький шедевр, и поцеловала ее прохладную, розовую щечку. – Ты нарисовала все точно, прямо так, как я рассказывала. Ты настоящая художница.

Дочка заправила за ухо темный локон и поглядела на меня с уверенной улыбкой.

– Мы с тобой когда-нибудь съездим туда?

– Да, обязательно съездим, – пообещала я.

– А там мы попробуем яблочный тарт, который ты любила в детстве?