Все цветы Парижа

Волны с грохотом бьются о берег. Я снова надеваю на палец кольцо, быстро переодеваюсь в купальник и игриво смотрю на Виктора.

– Бежим на пляж!

Он вскакивает на ноги, но недостаточно проворно. Я уже бегу и первой оказываюсь у воды. Волна обдает мое лицо солеными брызгами. Виктор обнимает меня за талию, поднимает и кружится вместе со мной.

Я прислоняюсь спиной к Виктору, он нежно обнимает меня за талию. Мы смотрим на бирюзовое море, завороженные его красотой. Ласковые волны подкатываются к нашим ногам.

– Знаешь, что я думаю? – говорю я.

– Что?

– Я думаю, что, если у нас родится девочка, когда-нибудь… тогда надо будет назвать ее Алмой, в честь этого места.

– Алма, – повторяет он. Океанский бриз подхватывает его голос и уносит куда-то далеко. Словно послание, которое достойно того, чтобы оповестить мир. – Алма так Алма.

На мою руку легла прохладная ладонь, и я открыла глаза. Я лежала на кушетке, а надо мной склонилась Марго.

– Прости, что я разбудила тебя, – осторожно сказала она. – Просто ты очень долго спала. Я решила убедиться, что ты нормально себя чувствуешь.

– Да, – ответила я и села, все еще не придя в себя. – Вернее… – начала было я и замолчала, сморгнув слезы. Я не могла подыскать слова.

Марго села рядом со мной и сжала мне руку.

– Все будет окей, – прошептала она.

Струя холодного воздуха коснулась моей кожи, я вздрогнула и подумала, что едва ли у меня когда-нибудь все будет снова окей.

Глава 22 СЕЛИНА

24 августа 1944 года

Париж, Франция

Воды отошли у меня в половине четвертого. Не медленной струйкой, как у других женщин, моих подруг, которые делились воспоминаниями за чашкой эспрессо. Не так, как в прошлый раз, когда родилась Кози. Нет, тут… тут все было совершенно по-другому. Меня захлестнула боль, и по моим ногам хлынула яростным водопадом жидкость, испачкав ковер в спальне. Конечно, я буду наказана за это. Может, Рейнхард потушит сигарету о мою ляжку, как в тот раз, когда я уронила в столовой дорогую хрустальную вазу. Она треснула в трех местах, и на деревянный пол пролилась вода и упали поломанные тюльпаны. И пока Рейнхард орал, что ваза бесценная, и грозил меня наказать, я глядела на красные тюльпаны и думала о папе. Как я скучала по нему, особенно теперь.

Пятно на ковре было самой маленькой из моих проблем. Роды уже начались. Рейнхард не вернется как минимум три часа, может, больше, если он будет где-нибудь пьянствовать с другими офицерами. Моя беременность раздражала его, и чем больше рос мой живот, тем реже он водил меня к себе в спальню, проводя время с другими женщинами – множеством женщин.

По ночам я слышала их крики, доносившиеся из его спальни. Кози слышала их тоже. Я испуганно сжимала подушку и в то же время испытывала облегчение, что кричу не я. Как бы ужасно это ни было, по крайней мере, это означало, что я была на время избавлена от истязаний.

Десять месяцев, проведенные в этой квартире, были страшным кошмаром. Но я научилась переносить повторявшиеся мучения, покидая свое тело и уносясь в воображаемый сад. Там были Люк, папа и Кози. Там были пионы и розы, гортензии и сирень. Тюльпаны весной, декоративный лук осенью. Цветы на все сезоны. Цветы, заглушавшие мучения.

А конца мучениям не было видно. Вчера вечером после ужина Рейнхард налил себе стакан виски и позвал меня к софе, чтобы я сняла с него сапоги.

– Я видел сегодня кое-кого из твоих друзей, – сообщил он с усмешкой.

Я молчала, и он снова заговорил:

– Разве ты не хочешь спросить кого?

Это мог быть кто угодно; я только надеялась, что он ничего не сделал Люку.

Он пнул меня сапогом, и я покорно спросила.

– Кого?

– Ту маленькую шлюху Сюзетту.

Я вытаращила глаза. Значит, он шел за мной в тот день, когда мы с Сюзеттой встречались за ланчем.

– Нет, я не прикасался к ней, не думай. Да это было невозможно. – Он рассмеялся и подвинул левую ногу в потертом сапоге, чтобы я могла ухватиться за него. – Просто сегодня днем мне позвонил мой подчиненный. В девятом округе творилась ужасная фигня, которую надо было… устранить. – Я взглянула на его лицо, что делала редко по своей воле. Под глазами Рейнхарда были темные круги. – Эта сучка прыгнула с крыши дома.

Я ахнула и прикрыла рот пальцами.

– Ты видела когда-нибудь тело, распростертое на мостовой?

Меня захлестнул приступ дурноты, а из глаз хлынули слезы. Ох, Сюзетта. Зачем ты так поступила? Мысленным взором я увидела ее красивое лицо, веселые синие глаза, вспомнила, как мы с ней бегали по парку после школы, а наши волосы были заплетены в косички с бантиками. Вспомнила наш последний разговор и как я надеялась, что мы сохраним чистоту подобно цветкам лотоса. Печально, что Сюзетта погрузилась в мутные воды да так и не увидела свет, хотя я так надеялась на это. Увижу ли его я?

Внезапно я почувствовала первые схватки, поначалу слабые, они медленно растекались по низу живота. Рейнхард вскочил, когда я схватилась за живот, готовясь к новой волне боли. Она усиливалась с каждой минутой.