Все твои грязные секреты

Саша показала на меня:

– Она сама приняла на себя этот риск. Мы могли бы убить Скотта двадцать минут назад. Мы могли бы уже выйти из этой двери, уже были бы на пути домой. Но она хотела сделать все благородно…

– Я хотела, чтобы у всех был шанс выжить, – перебила ее я. – Чтобы мы все выбрались отсюда.

– Мы все еще можем это сделать! – воскликнул Робби. – Вся эта затея с соломинками – совершенно дурацкая.

– Ты просто запаниковал, – сказала Саша, – потому что теперь твоя девушка в опасности. Бывшая девушка. Не важно. По-честному – так по-честному. Нам нужно довести это до конца.

– Да ты издеваешься! – закричал на нее Робби. Пока они спорили, мы со Скоттом глядели друг на друга. Он прижал руку к животу – к месту, куда его пнула Саша. В его глазах клубились печаль и страх.

– По-честному – так по-честному, – повторила я, слыша, как дрожит мой голос. Я опустилась на колени рядом с ним – под подошвами захрустело битое стекло.

Мы глядели на две палочки. Потом он понизил голос до шепота – такого тихого, что слышать его могла только я.

– Я не хочу, чтобы короткая досталась мне. Но я уверен, мне будет очень жаль, если она достанется тебе, Рыжая.

Я нервно усмехнулась.

– Взаимно.

– Ладно. – Он выбрал одну из двух оставшихся соломинок. – Поехали.

18 дней назад Выпускной класс, январь

Возвращаясь из школы, я увидела, что, сидя на крыльце, меня ждет мама, и это было странно: она ненавидела находиться на улице и вздрагивала от малейшего шума. Обычно она целый день редактировала чью-нибудь рукопись, сидя на кухне, среди разбросанных по столу бумаг и заметок, не отводя взгляда от ноутбука, не позволяя себя отвлекать никому, кроме Варежки, который практически поселился у нее на коленях. Я проехала по подъездной дорожке к дому, а затем сошла с велосипеда и повела его в гараж.

– Эмбер, подойди-ка, – окликнула меня мама, когда я сняла шлем и повесила его на руль.

– В чем дело? – Я обмотала вокруг пальцев провод наушника, подходя к крыльцу. – Что ты тут делаешь?

– Жду тебя.

Варежка сидел рядом с ней, вылизывая свои черные лапки. Я уселась рядом с ним и погладила его по мягкой макушке.

– Зачем?

Она наклонила голову в сторону двери.

– Ну, ты же знаешь, что у папы сейчас нет заказов. Так что настроение у него весь день соответствующее. А я хотела, чтобы ты увидела это раньше него.

Она протянула мне толстый конверт. С эмблемой Южно-Калифорнийского университета в углу.

– Толстый.

– Я уже знаю. – Не открывая конверта, я прижала его к груди. Мама подняла брови. – Они прислали мне электронное письмо на прошлой неделе. Я прошла.

Мама широко улыбнулась мне.

– Поздравляю, дорогая. Я думала, еще рано ждать хороших новостей. Сейчас не время, верно?

Я потянула конверт за уголок, стараясь не встречаться с ней взглядом.

– Я подала документы досрочно. – В Южно-Калифорнийском такую возможность стали предоставлять только в прошлом году – и это означало, что, если меня примут, я уже не смогу выбрать другой вуз. Я много лет считала, что он – лучший выбор для меня. У них была одна из лучших, если не единственная, программа, где с первого курса учили писать музыку для кино. После спора с папой, после того, как Робби пытался заставить меня поехать с ним в Джорджию, я не хотела сомневаться и секунды – не хотела, чтобы меня заставили изменить решение или я сама передумала.

Но это означало, что мне придется соврать папе.

Это означало, что я окажусь по уши в долгах.

Но это была моя жизнь. Мой выбор. И я готова за него отвечать.

Мама наклонила голову.

– Досрочная подача… звучит знакомо. Это ведь значит, что ты не сможешь подать документы куда-нибудь еще?

– Ага. Да, на самом деле я подала еще кое-куда. Во всех вузах разные сроки… Все сложно. Но теперь я должна буду отозвать остальные заявления. – Включая то, которое я, наперекор себе, подала в Джорджийский Технологический. Я старалась не думать о возмущениях папы, что я впустую потратила деньги на остальные заявления, ведь он оплачивал подачу документов в местные вузы. Мама передала мне свою кредитную карту – ту, с которой она время от времени покупала себе сумочку или пару туфель, – чтобы я оплатила ею все необходимое, и сказала, что поговорит с папой, если тот начнет возражать.

Она нахмурилась.

– Значит, теперь ты обязана поехать в Южно-Калифорнийский, так?

– Верно. – Я поежилась, чувствуя надвигающуюся грозу. Но ее лицо озарила широкая улыбка, и она обняла меня. – О господи! Моя маленькая девочка станет известным композитором!

Смех застрял в горле, и мне показалось, будто он превратился в тяжелый камень.

– Серьезно? Ты не злишься на меня? Я же тебе соврала. И папе.

Мама вздохнула.

– Верно. И позже мы еще об этом поговорим. – Я робко взглянула на нее. – Я знаю, папа хотел, чтобы ты пошла в государственный вуз, но… у тебя только одна жизнь. Других попыток не будет. Так уж все устроено, дочка. И только тебе решать, как ты захочешь ее прожить.

– Понимаю. Поэтому я и подала документы досрочно – я знала, что буду всю жизнь жалеть, если не попробую.