Бона достала со шкафа чистое полотенце, выудила оттуда же длинную ночную футболку и новый комплект нижнего белья. Затолкав меня в ванную, она прикрыла за собой дверь, оставив меня наедине с горячим душем, душистыми гелями и шампунями, и с самой собой. Я не плакала больше. Как бы не хотелось, я держалась, пытаясь выкинуть плохое из головы. Все обошлось и это главное. Горячие капли забились об мою кожу, я намылилась гелем и вдохнула приятный запах арбузов. Вместе с пеной вода смывала прошедший день, грязь чужих поцелуев и прикосновений, которые будто запечатались на вывороте кожи. Мне казалось, ничего не помогает — я остаюсь такой же грязной, до безобразия испорченной, и выкручивала кран с красным пятнышком на максимум, обжигаясь об горячие струи. Поэтому не заметила, как такие же жгучие слезы начали мешаться с водой.
Я вымыла волосы три раза, вылила на себя полбанки геля и еще долго стояла под дождем из душа, пока в дверь тактично не постучали, и внутрь просунулась русоволосая макушка.
— У тебя тут все хорошо? — обеспокоенно зазвучал ее голос.
— Да. А что могло со мной произойти? — схватив полотенце, я яростно начала вытираться. Вышла из кабинки и, как заведенная, мигом оделась. Трусики, затем футболку.
— Не знаю. Ты тут уже полтора часа сидишь. Я даже начала волноваться, — подруга отступила от прохода, пропуская меня. Я села на расстеленную кровать и забралась под пушистое одеяло. Бона умостилась рядом.
— Бон, — позвала ее.
— М?
— Поспишь со мной? Я соскучилась по нашим ночевкам.
— Конечно, — Ли лучезарно улыбнулась и забралась ко мне. Я уступила ей кусочек кровати с подушкой, прижимаясь к ее груди, когда она позвала в свои объятия.
Сначала мы молчали. Каждый думал о чем-то своем, нарушая тишину лишь дыханием. Мы утешали друг друга, рядом с подругой становилось легко на душе, я словно перенеслась пять лет назад, в школьные времена, когда мы с Боной познакомились. Она перевелась в нашу школу в предпоследний год учебы, мы подружились практически сразу. Помню, как мне было плохо в один из дней, уже точно не помню причину, но я плакала, спрятавшись на трибунах опустевшего стадиона. Бона нашла меня и, увидев мои слезы, приказала в следующий раз вместо слез, указывать ей на обидчика, а она скрутит ему шею, ибо нечего обижать такую потрясную девчонку. Она так смешно махала маленькими кулачками, что я начала заливисто смеяться, напрочь забыв о причине моей грусти. Она стала еще одним человек, который всегда защищал и поддерживал меня, стала, как старшая сестра. Мы держались друг за дружку, делали все вместе: боролись с неприятностями, женской депрессией, грустями, делили радости и успехи. Сейчас я осознала, как мне не хватало ее общества, ее тепла, наших разговоров и улыбок весь этот месяц. Стало даже как-то стыдно.
— Бон-Бон, прости меня.
— Брось. Тебе не за что просить у меня прощения. Мы обе виноваты, — сразу поняла подруга, за что я извиняюсь, и обняла меня крепче.
— Но все равно…
— Ты боролась со своими проблемами, я со своими. Возможно, это было такое испытание для нашей дружбы. Мы смогли отдохнуть друг от друга и поняли, как сильно скучали.
— Ты всегда толкаешь такие умные речи, что тошно становится, — я тихо засмеялась и болезненно скривилась, когда Бона шутливо пихнула меня в бок.
— Вот же сучка. Сучкой была, сучкой и осталась, — наигранно-серьезно за возмущалась русая.
— Беру уроки у самых лучших.
Мы обе засмеялись, а после начали делиться всеми деталями, всем-всем, что происходило в наших жизнях. Я рассказала Боне о наших с Тэхеном отношениях, о глупой сделке играть в дружбу, и как эта выдуманная дружба превратилась в настоящую, и переросла в любовь. Поведала о Гукду, как он заваливал меня сообщениями и как во всем этом мне помогал Тэ. Подруга задавала кучу вопросов, что сопровождались то изумленными, то полными злости вздохами, ругала за то, что ничем с ней не делилась, но тут-то мое любопытство прорвало. Я спросила, какие отношения у них с братом, предупредив, что если она мне не расскажет, придушу ее подушкой. Но Бона видимо сама устала держать это в себе. Скажу одно: после ее истории я поняла, что еще не совсем уж и такая засранка в сравнении с лучшей подругой. У них там шуры-муры начались год назад. ГОД! А я только-только узнала обо всем. Партизаны, блин. А как умело скрывались оба. Братец так вообще хорош, побить мало. Зараза. Так напортачить. Котячья морда. Ну я ему!
— Ты обиделась? — вкрадчиво спросила Бона, когда я не говорила с ней уже пять минут. Пф… спрашивает еще.
— Обиделась? — до этого лежавшая к ней спиной, я развернулась и сузила глаза. — Я злюсь.
— Да вижу. Вон, как щеки надулись, — хохотнула, ткнув пальцем в мои щеки. — Точно хомяк. Злой такой, обиженный, щекастый… — уже откровенно веселилась она.
— Скажу Чимину пусть накажет тебя за то, что ты меня обижаешь.
— Как интересно он накажет меня? Побьет что ли… — Бона фыркнула, а я расплылась в хитрой улыбочке. А-ля Чеширский котяра.