Позвонила Нина. Всегда звонила я, чтобы отдать деньги за квартиру. Отношения были хорошими, но дружить с ней я не решалась, обожглась на прошлой хозяйке. Она была умна, интеллигентна, одна растила дочку, квартиру сдавала мамину. Та ей твердила, что пятьдесят рублей – это дёшево. Но она жалела меня, понимала, мне больше негде взять.
– Света, нам нужна эта квартира. Приезжает дальний родственник, свой человек, и платить будет не пятьдесят, а семьдесят рублей в месяц.
– Нина, давай я тоже буду платить семьдесят. Я только обжилась, привыкла, надышала, купила занавески, повесила зеркало в прихожей. Прости, я тебе это говорю от неожиданности.
– Да разве я бы выгоняла тебя, это мама. Поживёте до первого числа, а там он приезжает.
Я бросилась на Банный срочно искать квартиру. Туда хозяева тоже приходили и потенциальные квартиранты. Спрос опять же намного превышал предложение.
Каждый день, продрогнув на сыром тающем снегу, я уходила ни с чем. Подступало настоящее отчаянье от бесплодности всего, что я пыталась делать. И с публикациями, и с обменом, и с квартирой.
А Витя по-прежнему улыбался во сне и был счастлив от того, что может быть со мной рядом. Ласковых слов у него в лексиконе так и не прибавилось. Но домой приносил полные сумки продуктов, я почти не ходила по магазинам, только рубашек ему накупила целую дюжину.
– Зачем столько?
– Я их не тебе покупаю, а себе. Сразу настираю, наглажу, и не надо через день думать, есть ли у тебя свежая рубашка на работу.
– Знаешь, я таких из прачечной никогда не получал, ни одной морщинки.
Или подойдёт, проведёт рукой по волосам и снимет всё дневное ощущение усталости и безнадежности.
– Ну что ты переживаешь? У нас есть комната, мы хозяева, никто не скажет – выметайтесь!
– Но там же нет горячей воды, и соседи. Мне для работы нужна тишина, понимаешь?
– Ты с этими квартирными делами совсем не работаешь. Если не выступления где-нибудь в Тмутаракани за пятнадцать рублей, то на Банный. И соседей – трое всего. Бывшая учительница, Мария Николаевна, Славка, слесарь, и его жена. Они развелись, но живут в одной комнате. Очень хотели эту получить, но мой директор добился. Знаешь, она была совершенно пустая. Ремонт сделали, конечно, но какой это ремонт! Я перекрасил окна, оклеил стенной шкаф, полы покрасил, пока ты была на Дальнем Востоке. Купил стол в комиссионном за пять рублей, стулья по рублю, за двадцать рублей диванчик раздвижной, и ещё за пятнадцать кресло-кровать. Вполне можно жить!
И летели, летели дни до первого числа. Выхода не было.
Шофёр приехал на два часа раньше, вещи не были собраны. И главное, я квартиру не успела убрать, как следует.
– Ну что ты переживаешь из-за пустяков!
– Почему кто-то должен убирать за мной, мыть и чистить?
– Перестань, ты за это деньги платила.
– Не за это.
На мои сбивчивые извинения по телефону Нина сказала:
– Только ключ никому не отдавай, я приеду за ним к Вите, хорошо?
– Конечно, но прости, что не убрала, как следует.
И вот – вещи в фургоне, и соседи вышли во двор. Кто-то просит ключ:
– Я передам Нине.
– Нет, я сама, мы договорились.
– Куда же вы теперь?
– К мужу. Я замуж вышла!
И от этой простой мысли у меня вдруг стало легко на душе. Действительно, что плохого, вышла замуж за Витю и еду к нему!
Вещей немного – стиральная машина, вертящееся кресло, зеркало, складной стол с табуретками, несколько коробок с кастрюлями и книгами, один чемодан, узел с постелью.
Почему-то в кабине не оказалось места, и мы ехали в фургоне с вещами. На поворотах Витя одной рукой поддерживал меня, чтобы я не билась о коробки, а другой – стиральную машину, первую нашу совместную покупку, символ семейного очага.
Года через два странный разговор:
– Когда ты почувствовала, что мы муж и жена?
– Ты мне жарил гренки, помнишь, а ты?
– Когда ты ко мне переехала.
– Только тогда?
– Мгу. А до этого каждый день ждал, что ты скажешь – всё, Витя, иди к себе или ещё какие-нибудь слова с этим смыслом. Я не верил, что ты переедешь ко мне. Да и когда переехала, казалось – мне всё это снится.
Часть 2. Так жить нельзя
Соседка – полная, с круглым славным лицом, встретила нас в коридоре.
– Виктор Александрович, как хорошо, что вы переехали наконец. Уж так мне страшно здесь одной, так страшно!
– Что он, руку на вас поднимает?
– На меня – нет, слава Богу, раз только замахнулся. Но сами – того и глади, поубивают друг друга. При вас он не станет безобразничать, – заторопилась она, вглядываясь в мои испуганные глаза, – вы не бойтесь! Пойдёмте, я покажу вам, где столик можно поставить. Вот это мой, а у этой стенки можно, или на общем, у окна, мы стираем здесь, сидим, когда готовим. А можете этот столик занять, от бабы Тани остался, я его заняла, но мне два не надо. Я сейчас уберу свои кастрюли.
– Что вы, Мария Николаевна, зачем в ночь! Утром разберёмся, и окошко я вымою.
– Да его уже десять лет никто не мыл.
– Вот я и вымою на новоселье и занавески повешу, я их покупала на кухню в той квартире, где мы жили.