Все ураганы в лицо

Сейчас Чапаева изумляло одно: его понимают! Ему сочувствуют. И не ради самого сочувствия, а именно в силу понимания самого затаенного в его душе. Командарм высказывал те самые мысли, которые беспрестанно одолевали Василия Ивановича, произносил те самые слова, которые рвались с его губ. Никаких недомолвок: все прямо, чисто, по-партийному, по-пролетарски.

— Я рад был с вами познакомиться, Василий Иванович, — сказал Фрунзе. — Можете вступать в командование Александров-Гайской группой. Это, правда, меньше, чем дивизия, но зато больше, чем бригада. А комиссара мы вам подберем. Есть у меня один на примете — Дмитрий Фурманов.

— Это человек! — сказал Чапаев Плясункову. — В душу мне заглянул. Революционный разум.

— Стратег! — отозвался Плясунков. — Поверьте моему слову, не станет он вас долго на группе держать. Дивизию даст. Эк шерстит армию!..

«СОВЕРШЕННО ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ ВОЕННЫЙ ТАЛАНТ»

Вот уже третий месяц, как Фрунзе на фронте. Но у всех такое впечатление, будто он был всегда. Врос, вжился, стал головой огромного армейского организма. Кажется, нет такой части, такого подразделения, где бы не успел побывать. С ним всегда рядом начальник штаба Федор Новицкий и неизменный адъютант Сергей Сиротинский. Официально штаб командарма — в Самаре. А на деле — вагон, автомобиль, беспрестанно мечущийся по сугробам, по бездорожью. У Фрунзе есть квартира: комната в самарской гостинице. Но Софья Алексеевна видит мужа редко. Забежит на час — и снова в штаб или на поезд.

Из всех штабов, со всех командных должностей Фрунзе вытеснил эсеров, меньшевиков, заменил испытанными коммунистами. Тут приходилось опираться на командующего Восточным фронтом Сергея Сергеевича Каменева. Полковник старой армии, генштабист, Каменев оказался человеком, беззаветно преданным Советской власти. Это ему пришлось создавать Восточный фронт как первый советский регулярный фронт за счет местных сил и средств. Но когда местные силы и средства были исчерпаны, а фронт так и не получил нужной прочности, Сергей Сергеевич не знал, что предпринять еще. И тут появился Фрунзе. Его энергия стала распространяться на все новые и новые города: не только в Самаре, но и в Саратове, в Покровске, в Александров-Гае, в Вольске, в Сызрани и даже в Пензе начали по указанию Фрунзе формироваться полки из рабочих и бедноты. Создал боевой штаб, вселил дух уверенности в военспецов. Наладил сбор боевого имущества, подвоз вооружения и снаряжения. Ну а самое важное; начал организовывать в своей армии кавалерийские части.

— Без конницы пропадем! У Колчака превосходство именно в коннице. Нынешняя война — война маневренная.

Каменев видел, как вокруг Фрунзе начинают смыкаться те самые силы, из которых командарм упорно и методично создает мощный кулак для удара по Колчаку.

А самому Фрунзе казалось, что он занят все тем же делом, каким привык заниматься в Иваново-Вознесенске, в Шуе, в Минске, в Ярославском военном округе: формированием, мобилизацией, приданием организационной четкости массам, выработкой тактики и стратегии поднявшихся масс. Ведь люди остаются людьми, меняется лишь обстановка, в которой им приходится проявлять свои возможности, нравственные и физические. И всегда самое главное — воспитание людей, подтягивание самых широких масс до уровня задач, выдвигаемых каждым этапом революции. Поэтому-то он сразу же обратил внимание на политико-воспитательную работу в частях, старался увеличить в каждой части число коммунистов, политбойцов.

Среди важных дел и забот было еще одно: кропотливое изучение обстановки на фронте. Что такое фронт? Это не нечто раз навсегда данное. Восточный фронт — полоса шириной в две с лишним тысячи километров, великое пространство от Печоры, загадочной Чердыни, Перми до Актюбинска, до Аральского моря. Это все, что на востоке России. Триста пятьдесят километров из двух тысяч принадлежат Четвертой армии. Самый южный участок, правый фланг. Штаб фронта в Симбирске, там Каменев. Фрунзе знает, что на всем фронте сосредоточено сто одиннадцать тысяч красных бойцов. Всего сто одиннадцать тысяч! Известно также, что Восточный фронт располагает триста семьюдесятью четырьмя орудиями. Ни больше, ни меньше. И что очень мало снарядов и неоткуда их взять. Вся надежда на пулеметы. Хотя патронов тоже мало. А у Колчака, по данным разведки, двойное количественное превосходство в коннице, не говоря уже о боеприпасах. Превосходство в живой силе…

Редкий час ночного одиночества. Михаил Васильевич ходит по кабинету. Можно спокойно думать, просто думать. И не обязательно об армии. Как бы ни был занят человек делом, он думает и еще о чем-то.