Все ураганы в лицо

Фрунзе поддержал Гусев. Каменев поднял руки.

— Сдаюсь. Убедили. Действуйте! А мы здесь с Сергеем Ивановичем будем давать отпор. Трудно его давать Троцкому, но будем…

Вернувшись в свой штаб, Фрунзе отдал приказ на наступление. Оно должно было начаться 2 мая.

Одно, казалось бы, незначительное событие заставило командующего перейти в общее наступление на четыре дня раньше намеченного срока: сбежал Авалов. 74-ю бригаду пришлось спешно перебросить к Бузулуку. Здесь Авалов был под присмотром Чапаева и Фурманова. Но Авалов бежал. Унес с собой приказ и другие важные документы. Если изменнику удастся перебраться на ту сторону, будет утерян самый важный козырь: внезапность.

28 апреля войска Южной группы перешли в наступление.

Весенняя распутица. Раскисшие дороги, грязь по колено. Ручьи и ручейки, синий вздувшийся лед на речках, в ериках рыхлый, источенный солнцем снег. Ни пройти, ни проехать ни пешему, ни конному. Особенно трудно с артиллерией. Даже пулеметы приходится переправлять в разобранном виде. И то, что было не так давно, показалось всем детской игрой. Когда на тебе сапоги, то еще терпимо; а если изо дня в день месишь холодную, вязкую, как смола, грязь лаптями… Тут — сплошная низина, что ни шаг — речка; а от Бузулука до Бугуруслана, почитай, полтораста верст. Да где его найдешь сейчас, сухое место? Застрял броневик. Его пытаются вытащить сперва верблюдами, потом быками.

— Ну, вы, иропланы, цоб цобе! — подгоняет быков хворостиной красноармеец. — Разве это бугаи? Вот у меня были бугаи: паровоз тащили, ей-бо!

Бои завязались у речки Боровки. Чапаевская дивизия вырвалась на восемьдесят километров вперед, разбила 11-ю дивизию 6-го корпуса, части 3-го корпуса; войска ударной группы обошли Бугуруслан. Противник под напором 26-й стрелковой дивизии оставил город. Шестой корпус белых был уничтожен. Открылась дорога на Белебей. Под Бугульмой Чапаев уничтожил Ижевскую, Оренбургскую казачьи бригады, 4-ю дивизию, взял в плен полторы тысячи солдат и офицеров.

И в это самое время, когда наступление развивалось столь стремительно и успешно, Троцкий предпринял чудовищный маневр: снял Каменева с поста командующего фронтом и уволил его в шестинедельный отпуск. Вместо Каменева поставил «Сципиона Африканского» — генерала Самойло.

— Нужно раздавить выскочку! — сказал Троцкий. — Скомпрометировать, спутать ему карты, расформировать Южную группу. Если он выиграет сражение, нас просто вышвырнут!

— Я его обуздаю. В своем самомнении он погубит всю армию. И я этого не допущу!

Фрунзе со своим штабом находился на передовой, в чапаевской дивизии. Адъютант принес телеграмму.

— Вас срочно отзывают в Симбирск.

— Хотят уволить в отпуск? Соедините с командующим фронтом.

Самойло теперь был убежден, что особенно церемониться нечего: он издал директиву о выводе Пятой армии из состава Южной группы, так как он, Самойло, решил направление главного удара перенести на север от Камы, на левое крыло фронта.

Все это не укладывалось ни в какие рамки. В то время как Южная группа готовится к окружению и разгрому корпуса Каппеля, сосредоточенного в районе Белебея, поступает приказ приостановить наступление. Что это?.. Явное, ничем не прикрытое намерение сорвать оперативный план. Самойло свирепствует:

— Я изымаю у вас Пятую армию, Вторую и Двадцать пятую дивизии!..

Так как Фрунзе и не подумал приостановить наступление, Самойло стал посылать приказы дивизиям и бригадам через голову командующего. Пятая армия за десять дней получила пять директив, в которых менялось направление ее удара. Путаница, неразбериха. И все же Южная группа безостановочно продвигалась вперед. Чапаев, повернув из района Бугульмы на Белебей, разбил части отборного корпуса Каппеля. 17 мая концентрированными ударами Белебей был взят полками 31-й дивизии, генерал Каппель побежал на восток. Все понимали: Бугурусланская и Белебеевская операции сорвали весеннее наступление Колчака. Разгромлены Шестой и Четвертый корпуса, Второй и Третий сильно потрепаны. Белогвардейцы отброшены в восточном направлении на сто пятьдесят верст. Успех! Победа…

И снова вмешался Самойло. На второй день после взятия Белебея приказал:

— Прекратить! Остановиться! Не сметь!..

Через голову Фрунзе он приостановил наступление чапаевской дивизии на рубеже реки Усеня. Фурманов, который теперь стал также биографом и Чапаева, записал:

«Чапаев бранился, все время бранился и выражал неудовольство, преступной считал эту стоянку на Усене…

— Я не устал, не устал! — гремел он, стуча кулаком по столу. — Когда попрошу, тогда и давай, а теперь вперед надо… Враг бежит, «следовано» на плечах у него сидеть, а не отдыхать над речкой…»