Все ураганы в лицо

Фурманов — натура возвышенная и восторженная. Он видел людские страдания и кровь, теперь с прежним стоицизмом воспринимает все, что выпало на его долю, на долю миллионов людей: синий оскал голода, мертвые депо, застуженные корпуса фабрик. Рядом с Фрунзе все это обретает эпические черты, складывается в некую героическую ораторию. Из обломков империи и буржуазной республики рождается новый мир… Эпическое время — всегда голодное время. На сытый желудок легче совершать подвиги. Написал «Легенду об Унглах» и опубликовал ее в местной газете. Но то, что воспринималось умом, на бумаге получилось выспренним, чересчур аллегоричным.

— Пишите, как думаете, — посоветовал Михаил Васильевич. — А думаете вы красиво, но естественно, без ходуль. Обыкновенная проза, если в ней без прикрас отражено время, отстоявшись, превращается в поэзию. Сколько, например, поэзии в записках Плутарха! А ведь это проза. Грубая, лаконичная проза. И как помпезны, напыщенны записки Цезаря и Наполеона! Такие книги не могут быть вечными, они лишены естественности, человеческой простоты. Они лживы. А время обмануть нельзя. Давно отмечено, что людей интересует только одно: правда, истина. И эту извечную тягу к правде невозможно заглушить никакими метафорами и аллегориями. Мне, например, когда читаю исторические книги или мемуары, всегда до боли хочется знать: а как было на самом деле? Со всей требухой…

Текстильная губерния поглощала все время Михаила Васильевича. Ну а как же культурная работа, о которой упоминает Фурманов?

К решению этой проблемы председатель губсовдепа подошел тоже своеобразно: нужно свое высшее учебное заведение, свой политехнический институт! Иваново-Вознесенский политехнический институт, который готовил бы специалистов для текстильной промышленности…

— Народ нам не простит, если мы не примем меры к тому, чтобы дети и молодежь учились, несмотря на тяжелую обстановку в стране!

В Москву не так давно эвакуирован Рижский политехникум. Фрунзе посылает телеграмму ректору:

«Предлагаем перевести политехникум в Иваново-Вознесенск — центр большого промышленного района. Город и район окажут широкое содействие. Помещение для размещения института имеется площадью 16 тысяч квадратных аршин. Седьмого выезжает в Москву делегация для личных переговоров».

Фрунзе снова в Москве. Его предложение поддержали Владимир Ильич и Луначарский. Профессора и студенты согласились переехать в «Красную губернию». Ленин подписал декрет о создании Иваново-Вознесенского политехнического института.

А Фрунзе уже занят организацией другого института — педагогического. Он спешит: в губернии открываются одна за другой школы (за год почти восемьсот школ), библиотеки, кинотеатры, избы-читальни, народные театры, клубы.

И Дмитрий Фурманов молча дивится этой неисчерпаемой энергии. Ведь если только перечислить все дела Фрунзе за очень короткий промежуток времени, получилась бы увесистая тетрадь. А за каждым его деянием — отдача всего себя без остатка; он с таким же упорством создает неприметную школу второй ступени, с каким вытряхивает хлеб из кулаков или убеждает несговорчивых профессоров-рижан переехать в Иваново. Борьба, беспрестанная и даже кропотливая борьба с неподатливой человеческой природой, с безразличием или мелкими соображениями личного порядка. И когда Фрунзе с трибуны заявляет: «Интересы партии — превыше всего!», то это понятно Фурманову, понятно рабочим, но непонятно рижскому профессору, который считает себя человеком, далеким от политики. А сколько потребовалось сил и бессонных ночей, чтобы раздобыть деньги для политехнического института! Все предприятия города обложили налогом, открыли в банке специальный счет для добровольных пожертвований. И поставил-таки институт на ноги.

Да, Фрунзе торопился. Торопила тревожная обстановка. Он знал, что передышка скоро кончится. Опять в ушах гремели боевые колесницы. Белогвардейский чехословацкий корпус отрезал центральную Россию от источников продовольствия и хлопка, в Мурманске высадились англо-французские и американские войска, во Владивостоке — японцы, немецкие империалисты предъявили грабительские условия мира.

Зашевелилась внутренняя контрреволюция.

Не мог он спокойно заниматься мирной работой. Еще в марте он обратился к пленуму губисполкома с предложением послать его, Фрунзе, на фронт.

— Надо во что бы то ни стало нам самим стать во главе отрядов и уйти вместе с ними. Это поднимет настроение масс.

На фронт его не отпустили, а сделали военкомом губернии. На каком бы собрании он ни появлялся, его неизменно выбирают председателем. И конечно же, когда в Москве открылась конференция военных отрядов, его посадили на председательское место.