Все ураганы в лицо

«Дорога, ввиду крутизны, все время идет зигзагами, местами она проходит возле крутых и глубоких обрывов и суживается до пределов проходимости одной лишь телеги. Чем выше в горы, тем порывы ветра становятся свирепее. Ехать становится положительно опасно; того и гляди, сорвешься с дороги и покатишься вместе с конем куда-нибудь к черту на кулички. Раза три я едва мог удержаться. Особенно опасным был один момент, когда уже недалеко от вершины перевала на этой узкой дороге нам попал навстречу огромный караван верблюдов. Резким порывом ветра в мое лицо и морду лошади бросило кучу песку и камней из-под ног шедших вверх верблюдов; лошадь испуганно шарахнулась и, очутившись на краю пропасти, встала на дыбы. Пришлось пережить жуткое мгновение…»

Когда проезжали мимо большого селения, оттуда раздался выстрел, и вслед за тем выскочило около пятнадцати всадников. Жандармы моментально вскинули винтовки, готовясь к нападению.

— Бандиты!

Поднялась частая стрельба. Жандармский офицер с испуганным видом подскочил к Михаилу Васильевичу и стал упрашивать спуститься в долину. Стрельба то утихала, то вновь разгоралась. Было впечатление завязавшегося боя. Из селения появилась огромная толпа с флагами, она окружала две закрытые пологом повозки, запряженные буйволами. Гремела музыка. Фрунзе недоумевал.

— Ложная тревога, — сказал аскер. — Дюйюн. Свадьба. Положено стрелять в честь жениха и невесты.

Фрунзе одарил молодых деньгами. Совершенно неожиданно возник митинг. Михаилу Васильевичу пришлось произносить речь на турецком языке, что вызвало взрыв ликования и еще более свирепую пальбу, грохот барабанов и завывание флейт. Славили Украину, Россию, Красную Армию.

В селении пришлось задержаться.

В пяти верстах от Яхши-хана миссию встретил почетный конвой. Хлестал дождь. У самой станции выстроилось местное начальство, собралась толпа. Когда Михаил Васильевич произнес приветственную речь на турецком языке, апатично-вежливые чиновники встрепенулись, радостно заулыбались, потеряв дипломатическую сдержанность, стали наперебой спрашивать, когда же придет Красная Армия. Она, мол, должна прийти и разбить англичан и французов, ее здесь все ждут.

До Анкары каких-нибудь девяносто верст! Почти у цели. Небо прояснилось, полыхнуло синевой. Но как говорят на Украине: не кажи гоп, пока не перескочишь!

Разукрашенный турецкими и советскими флагами поезд рванулся в сторону Анкары. Он бойко мчался над крутым обрывом, пронизывал тоннели. Внизу, на дне пропасти, бурлила и клокотала река. У делегатов захватывало дух: а что, если сорвется?.. Толчок — чемоданы разлетелись во все стороны. Паровоз сошел с рельс, повис над пропастью.

— Под богом ходим, — проворчал дипломатический советник. — Так устанавливали дипломатические отношения во времена Марко Поло.

Красноармейцы запели «Дубинушку», поставили паровоз на рельсы.

Двинулись дальше. Все над той же пропастью. И снова захватывало дух, мурашки бегали по спине. Громоздились утесы, ревела река.

По временному деревянному мосту проскочили, так и не заметив, обвалился он или нет.

Анкара открылась неожиданно, сразу. Фрунзе, не отрывая взгляда от окна, записывал в дневник:

«Вид города чудеснейший. Он расположен по склонам конусообразной горы, облепляя их со всех сторон, кроме северо-восточной, где гора обрывается круто к берегу той самой речки, вдоль которой мы ехали. Вершина горы увенчана остатком древнеримской крепости, зубчатые стены и башни которой еще поныне горделиво высятся над окрестным районом… Низины уже были в тени, но зато тем красивее и ярче играли переливы света на крепостных стенах, белых минаретах и белых домиках города…»