Все ураганы в лицо

В это же самое время главковерх генерал Корнилов («человек с надутыми щеками») принял в ставке, которая находилась в Могилеве, представителей Америки, Англии и Франции. Корнилов был начитанный генерал, хорошо знал историю. Он был честолюбив, считал, что на определенных этапах история повторяется. Любимым героем Корнилова был Наполеон. Наследник революции Бонапарт, когда пришло его время, надел императорский мундир и объявил себя единовластным диктатором. Ситуация сходная. За короткое время казак Лавр Корнилов достиг того, о чем не смел и мечтать: в сорок семь лет стал главнокомандующим всеми вооруженными силами республики. Революция возвысила его, наделила огромной властью. Он с саркастической улыбкой наблюдал за «кувырканиями» новоявленного диктатора Керенского, этого убогого выскочки, комедианта, собственными руками подрубившего тот сук, на котором он мог бы еще держаться какое-то время: Керенский отказался от Советов, полез в премьер-министры Временного правительства, создал коалиционное правительство, то есть, вместо того чтобы опираться на народ, залез под крылышко крупной буржуазии, которой он, в общем-то, не нужен. Корнилов видел всю беспомощность, никчемность новоявленного премьера, обладающего «храбростью женщины в момент, когда она рожает» (так, кажется, говорил Талейран о Людовике XVI). Вся эта шваль, объявившая себя коалиционным Временным правительством, не пользуется ничьей поддержкой. После расстрела июльской демонстрации, после того как Временное правительство подавило вооруженной силой двадцать два восстания крестьян, оно перестало представлять какие бы то ни было народные слои. Эсеры и меньшевики, заседавшие в Советах, своим сговором с Керенским также поставили себя вне масс, сделали Советы придатком Временного правительства. Дорвавшись до власти, Керенский не придумал ничего умнее, как ввести на фронте смертную казнь. Корнилов только потирал руки от удовольствия. Приказы Керенского открыли невиданные возможности для расправы с революционно настроенными частями на фронте. Расстрелять, задушить, обезглавить!.. Никаких комитетов!

Теперь, когда в ставке собрались представители держав «Сердечного согласия» и Америки, генерал Корнилов поставил вопрос прямо: или революция или монархия? Представители единодушно высказались за монархию, за твердую власть, способную обуздать чернь и повести наступление на фронте, за диктатора. Были кое-какие разногласия между французами-республиканцами и англичанами-монархистами, но они носили частный характер, не затрагивающий существа вопроса. Как говорят дипломаты: хороший повар способствует примирению. Обильный обед примирил спорщиков. Корнилову обещали поддержку.

Выпроводив гостей, Корнилов вызвал в ставку командующего Западным фронтом Гурко. Задумав поднять мятеж против революции, генерал Корнилов, собственно, рассчитывал на поддержку войск этого фронта, а также на специальные воинские части, сосредоточенные в Могилеве.

— Вы знаете, что творится в Петрограде? — спросил Корнилов у Гурко. — Наш долг — обуздать разбушевавшуюся чернь. Игра в Советы и комитеты кончилась. Доложите о так называемом фронтовом комитете. Кто в него входит, почему он до сих пор не разогнан, почему эти молодчики в солдатских шинелях, явные большевики, имеют власть бо́льшую, чем вы, и как вы намерены призвать их к порядку?

Корнилов не считал нужным посвящать Гурко в свои замыслы. Мятеж против революции следовало изобразить как необходимую карательную меру — только и всего. Но Гурко о многом догадывался. Он еще не знал, как относятся к планам главковерха Керенский, Авксентьев и другие, сидящие «там». Вообще-то, Керенского можно было в расчет не брать. Но министр внутренних дел Авксентьев отличался исключительной энергией, его-то и следовало опасаться. А что, если Корнилов не согласовал свои планы с Временным правительством? И, словно угадывая мысли командующего фронтом, Корнилов сказал:

— По этому вопросу у меня существует полная договоренность с ними. Я только что из Петрограда. Кровопускание необходимо. Так как же фронтовой комитет? Кто в нем верховодит?

— Некий Михайлов. Большевик. Готовит вооруженное восстание.

— Почему не арестован?

— Он даже не солдат. Начальник минской милиции. Это самая крупная политическая фигура в Белоруссии. Человек, близкий к Ленину. Любимец крестьян и рабочих. Ну и солдат, разумеется.

— Удивляюсь. Генерал Половцев создал специальный отряд для поисков Ленина, приказал расстрелять его на месте. А вы не можете взять какого-то Михайлова, который готовит вооруженное восстание. Арестовать — и без промедления! Бросьте батальон, полк, уничтожьте, если потребуется, милицию. С нами бог!

Об этом разговоре Гурко поставил в известность губернского комиссара Авалова. Комиссар обрадовался:

— Не надо полков и батальонов. Мы заманим его в думу и арестуем. Я вызову его по какому-нибудь незначительному делу.

Авалов позвонил в милицию и попросил к телефону Михайлова. Дежурный ответил, что начальник милиции еще третьего дня взял отпуск.

— А кто за него остался?

— Станкевич.