Все утра мира

Господин Кенье и господин Шамбоньер усердно посещали эти музыкальные собрания и восхищались исполнителями. Да и прочие знатные господа увлеклись сей модной забавою; в иные дни по грязной дороге, ведущей в усадьбу, проезжало до пятнадцати пышных экипажей и множество всадников, оттесняя на обочину пешеходов и повозки торговцев, направлявшихся в Жуй или в Трап. Король Людовик XIV, которому со всех сторон нахваливали этого музыканта с его дочерьми, также пожелал услышать их игру. Он послал к Сент-Коломбу господина Кенье, своего придворного виолониста. Туанетта самолично выбежала из дома, чтобы отворить господину Кенье ворота и провести его в сад. Господин де Сент-Коломб, бледный от ярости, что его потревожили в его уединении, спустился по четырем ступенькам со своей шелковицы и молча поклонился гостю.

Раскланявшись в свой черед, господин Кенье надел шляпу и объявил:

– Сударь, вы обитаете в тишине и запустении деревни. Ах, сколь завидна, сколь приятна жизнь в сей дикой глуши, средь зеленых лесов, укрывших в своей чаще ваши мирные пенаты! Однако придется вам, сударь, расстаться с ними!

Господин де Сент-Коломб не разжал губ. Он пристально смотрел на говорившего.

– Сударь, – продолжал господин Кенье, – поскольку вы славитесь как признанный мастер в искусстве игры на виоле, я получил приказ просить вас выступить при дворе. Его Величество изъявил желание послушать вас, и, если он останется доволен, вы будете приняты в число придворных музыкантов. В этом случае я удостоюсь чести состоять при короле вместе с вами.

Господин де Сент-Коломб отвечал, что он человек пожилой и вдовый, что на его попечении находятся две дочери, каковое обстоятельство вынуждает его вести существование более уединенное, нежели у других, и что он питает отвращение к светской жизни.

– Сударь, – сказал он, – я посвятил всего себя этой вот хижине из старых досок в развилке шелковицы, звукам моей семиструнной виолы и двум моим дочерям. Воспоминания – вот мои единственные друзья. Плакучие ивы там, вдали, журчащие воды реки, голавли с пескарями да цветущая бузина – вот мои придворные. Передайте же Его Величеству, что во дворце нечего делать дикарю, который был представлен покойному королю, его батюшке, еще тридцать пять лет тому назад.

– Сударь, – возразил господин Кенье, – вы, верно, плохо уразумели мои слова. Я придворный музыкант короля, а пожелание Его Величества – закон.

Лицо господина де Сент-Коломба вспыхнуло темным румянцем. Глаза его гневно заблистали. Он подошел вплотную к гостю.

– Я настолько дик и неотесан, месье, что полагаю себя вправе самому распоряжаться своею жизнью. Извольте доложить Его Величеству королю, что он был чересчур добр, остановив свой взор на таком ничтожестве, как я.

И господин де Сент-Коломб, продолжая говорить, неприметно подталкивал господина Кенье к дому. Там они раскланялись. Господин де Сент-Коломб вернулся на берег, Туанетта же отправилась в курятник, находившийся в углу сада, у самой реки.

Тем временем господин Кенье, взяв шляпу и шпагу, тихонько подобрался к шелковице, распихал носком сапога индюшек и желтеньких цыплят, что-то клевавших у дерева, устроился на траве, в тени, меж корней, и принялся слушать. Затем он ушел незамеченным и отправился в Лувр. Там он побеседовал с королем, доложив ему причины отказа, выдвинутые музыкантом, и поделившись с Его Величеством тем волшебным и мучительным впечатлением, какое произвела на него тайком услышанная музыка.

Глава V

Король выразил недовольство тем, что ему не удалось заполучить господина де Сент-Коломба. Придворные продолжали нахваливать виртуозные импровизации этого последнего. Досада, вызванная неповиновением, еще усиливала нетерпение короля, во что бы то ни стало желавшего послушать игру знаменитого музыканта. Он вновь отправил к нему господина Кенье, на сей раз в сопровождении аббата Матье. За каретой, что везла их в имение Сент-Коломба, следовали верхами два офицера. Аббат Матье был одет в черную атласную рясу с узеньким воротничком с кружевными рюшами и большим алмазным крестом на груди.

Мадлен ввела прибывших в залу. Аббат Матье встал у камина, положив украшенные кольцами руки на серебряный набалдашник своей трости красного дерева. Господин де Сент-Коломб стоял у застекленной двери, выходившей в сад, положив ничем не украшенные руки на высокую узкую спинку стула. Аббат Матье заговорил первым:

– Музыканты и поэты античных времен любили славу и скорбели, когда императоры и короли не допускали их пред свои очи. Вы же скрываетесь от мира среди индюшек, кур и пескарей. Вы хороните свой талант, дарованный вам Господом Богом, в деревенской пыли и скорбной гордыне. Репутация ваша хорошо известна королю и его двору; следовательно, настало время сжечь ваше суконное платье, принять благосклонность Его Величества и заказать себе парик с буклями. Ваш плоеный воротник давным-давно вышел из моды и…