– Хочешь подраться на кулаках? Я к твоим услугам. У тебя такой вид, словно ты мечтаешь кому-то врезать.
Ист ткнул себя кулаком под круглый подбородок.
– Пожалуйста, можешь ударить меня.
Саут указал на свою левую щеку, за которую запихнул большую часть пирожного.
– Давай, продемонстрируй свой коронный свингер. Хороший способ, чтобы подсластить пилюлю. Не хуже пирожного.
Эван молчал. В горле у него стоял ком, и говорить для него стало бы непосильным испытанием. Готовность друзей пострадать, для того чтобы он мог выместить накопившуюся обиду, напомнила ему историю о том, как они вообще стали друзьями.
Они никогда не имели ничего против его положения бастарда.
Эван, наконец, заговорил, с трудом сглатывая вязкую слюну, надеясь, что трудности речи они отнесут за счет съеденного пирожного.
– Я бы предпочел размазать по стенке одного из епископов.
– Отличная мысль, – живо отозвался Саут – он пожалел о том, что сам не сделал такого предложения.
– Отлично, – поддержал Ист, стряхивая с груди крошки.
– Великолепно, – одобрительно заметил Норт, вставая.
Друзья поднялись на ноги, и пошли к двери. Хотя предназначение их клуба они видели в том, чтобы быть «заклятыми врагами «Ордена епископов' », они никогда не лезли с ними в драку раньше. Компания прибыла на мощеный двор Хэмбрик-Холла, не зная, с чего бы им начать, когда один из епископов прошипел:
– Ублюдок.
Дальше все пошло как по маслу.
Глава 1
Она подумала, что могла бы услышать их смех. Ей говорили, что они всегда смеются, при любых обстоятельствах, когда собираются вместе. Но сегодня они уж точно не стали бы смеяться. Смерть – особенное обстоятельство.
– Проходите; мисс, не задерживайтесь.
Она притворилась, что не слышит. Не в первый раз. Может, он решит, что она глухая или слабоумная, и сделает для нее снисхождение. Дело не в том, что она старалась досадить ему – именно ему. Да и с чего бы ему велеть ей не задерживаться, если мешать все равно некому. В такой поздний час улица совершенно пуста.
Наверное, он упивался собственной значимостью. Раздулся как индюк, разоделся в роскошную ливрею с золотым позументом – наряд, который мог бы своим великолепием поспорить даже с одеждой королевских слуг. Он стоял как часовой на верхней ступени лестницы, охраняя вход в клуб для джентльменов столь рьяно, словно от его усердия зависела его жизнь. Хоти, по здравому размышлению, может, так оно и есть. Если бы только она могла пробить брешь в его обороне и проникнуть, туда – в мужской храм, окуренный дымом сигар, пропитанный запахом дорогой кожи кресел, то его бы немедленно уволили и ради того, чтобы прокормить семью, ему пришлось взяться за ремесло куда менее престижное и опасное – скажем, карманника.
И тогда вина за его преступления легла бы на ее совесть. Забавно, какой оборот может принять праздное раздумье. У нее почти хватило духу мысленно улыбнуться прихотливому ходу своих мыслей. Но, наверное, думать так мог лишь человек, измотанный донельзя, как сейчас она. Зубы ее вот-вот начнут выбивать дробь – так она промерзла: вечер выдался промозглым. Кутаясь в шерстяной промокший насквозь плащ и надвигая на глаза капюшон, она безуспешно старалась согреться и спрятаться от водяных струй, попадавших на лицо.
Он прав – надо продолжать движение, чтобы не замерзнуть насмерть. И, повинуясь скорее соображениям здравого смысла, нежели указанию швейцара в ливрее, она медленно пошла вперед, не отрывая глаз от окон клуба. Увы, окна располагались слишком высоко от тротуара, и снизу разглядеть, что там происходит, она не могла. Стоя раньше на другой стороне улицы, она разглядела только приглушенно освещенные комнаты, но никого из членов клуба не видела.
– Вам следовало бы немного прибавить шагу, мисс.
Из чувства противоречия она остановилась, не став притворяться, что не слышит, и гордо вздернула подбородок. Она ни о чем его не просила. Молчаливое противостояние продолжалось примерно минуту. В темноте она не могла увидеть его мимику и угадать, что он чувствует. Она решила, что он раздумывает, следует ли ему покинуть свой пост, чтобы заставить ее убраться отсюда самостоятельно, или стоит позвать на помощь. В любом случае ему придется отойти от двери. И вот тогда у нее появится возможность проскользнуть внутрь.
Но она ошиблась. Парень стоял как скала. Она поплотнее укуталась в плащ и отступила.
Дождь хлестал вовсю, отбивая дробь, вода с шумом стекала в сточную канаву. Экипаж пронесся мимо, обдав ее ледяными брызгами. Намокший подол плаща задевал тротуар, а в туфлях хлюпала вода.
Она остановилась, со всей ясностью осознав, что идти ей некуда. Развернувшись, она решительным шагом направилась обратно – к подъезду клуба, не останавливаясь у подножия лестницы, а поднявшись по ней до самого верха, придав своему виду гордую осанку назло всем стихиям.
– Эй, мисс, – со смесью раздражения и враждебности обратился к ней швейцар, – вам сюда не положено.