- Нет, пока нет, но интересует. – его взгляд мог бы смутить любую другую жительницу города, но только не Тамару.
- С чего такое любопытство? Как монеты за искупление грехов получила, смотрю, всем стала очень интересна. Расчет и выгода - их никто не отменял, да?
- Раньше я не замечал у тебя подобных мыслей.
- Раньше меня никто не замечал.
- А может, ты этого сама хотела? Хотела быть не заметной. – на его замечание Томка обернулась и возмущенно посмотрела.
- А теперь хочу быть заметной, и что? Кто знает, как бы на тебе отразилось неожиданное знакомство с ним. – она кивнула головой на Хрюшу.
- Если бы знакомство помогло мне раскрыться и узнать себя лучше, я бы, возможно, рискнул.
- Правда? А я не завистливая и не жадная. Хрюша! Хватай его! Фас! – зверь остановился, развернулся и побежал в сторону Мита. Упряжи и намордника на нем не было.
- Дура ты! Ну, вас! – крикнул мужчина и в спешке стал закрывать сворки дверей, но из-за волнения у него не получалось. Тамара громко рассмеялась. Чудище, услышав томкин смех, перестал бежать и вновь увлекся игрой в мяч.
- Вот то-то же! А то все вы - храбрецы, когда за дверями отсиживаетесь. - у мужчины сверкнули глаза. Он был задет. Еще одно слово, и придушит ее своими сильными мускулистыми руками. - Про нас не забудь! Надеюсь, что из-за обиды ты не оставишь нас тут без воды до вечера?
- Тогда не натравливай тапуса на меня.
- Тогда не умничай.
- А сама-то!
- Вот и поговорили. – Томке стало смешно, и она улыбнулась.
- Странная ты!
- А что еще ты ожидал от ненормальной? – съязвила она.
- Да нормальная ты, просто странная. – убегать Мит не стал, но теперь стоял в проеме, чтобы в случае опасности быстро скрыться. - Ты еще не все искупление на мелочи спустила?
- Странно, что тебя это интересует?
- Вся община только об этом и говорит. Даже спорят.
- О чем?
- Стоят ли все эти мазюкалки тех монет, которые ты на них потратила? И желают на тебя поглядеть, когда ими… воспользуешься.
- Пусть ждут! Если не умрут от любопытства и зависти, так уж и быть, удовлетворю их желание. – расставив ноги на ширине плеч и уперев руки в бока, она с вызовом смотрела на Мита.
- Вот как говорить стала, не то, что раньше.
- Что было раньше, забудь.
- Если бы Вапл знал, как ты изменишься от страха или удара, он бы раньше сам тебя стукнул.
- Какие заботливые… - они так и продолжали препираться всю прогулку.
Обратно возвращались немного успокоившиеся, потому что на препирательства сил не осталось, хотелось пить, умыться и растянуться на матрасе.
- Скоро праздник Полноводия. – неожиданно вспомнил мужчина.
- И? – Томка не верила, что этот человек мог говорить что-то просто так.
- Будет праздник, все будут наряжаться и радоваться.
- А я тут причем?
Мит отошел подальше, усмехнулся, а потом ответил:
- А я поспорил, тридцать монет поставил, что ты придешь вся такая… - он помахал рукой у своего лица.
- Какая? – зашипела Томка.
- Украшенная.
- Тупица!!
- Что?! - взбесился он ее от ее грубости.
- Мало поставил! Всего-то тридцать монет. Фи… - она презрительно скривила губы.
- Ну, знаешь ли, это большая сумма, и мне, в отличие от некоторых, искупление по двести монет не присуждали.
- А ты, в отличает от некоторых, не страдал. – они посмотрели друг на друга. – И когда там твое полноводие?
- Через шесть дней.
- Раньше бы сказал!
- Так ты придешь украшенная? – заинтересованно спросил Мит
- Ставь больше, но половина моя.
- Треть…
- Не жадничай, а то вообще не пойду… Мне еще с тапусом договариваться надо!
- А он-то тут при чем?
- Да он тоже, тот еще блюститель морали.
- Кто?
- Конь в пальто!
Томка уже не обращала на него внимания. На нее поспорили, сволочи!
- Мит, и к чему народ больше склоняется?
- Лучше тебе не знать.
- А ты чего решил рискнуть?
Он усмехнулся, но ничего не ответил. А потом спросил:
- Так сколько ставить?
- Все, что есть…
Проводник внимательно посмотрел на нее, и она поняла – перед ней стоит родственная душа неугомонного авантюриста.
«У, я вам покажу кузькину мать, будете знать, как на меня спорить!».
У нее было всего пять дней, не считая сегодняшнего вечера, чтобы предстать перед всеми во всей красе.
Глава 37
До праздника оставались сутки.
Слова Мита задели Тамару за живое, и она оскорбилась до глубины души тем, что жители общины считают ее неказистой, робкой и смешной. От негодования и злости у нее блестели глаза. Она желала сиять на празднике так, чтобы заткнуть всем сплетникам, завистникам и сомневающимся рот. Столь веская причина и уязвленная гордость подгоняли и заставляли готовиться к неожиданному празднеству тщательнее. Все ее силы и мысли были сосредоточены на подготовке к торжественному выходу.
- Хрюшенька, они считают, что я не могу быть красивой! Они поспорили на меня! Представляешь, какие злые! – негодовала Томка и жаловалась, нанося на веко местные тени сомнительных, на ее вкус, цветов.
Свин, молча, с интересом наблюдал, как она мазюкается непонятными штуками. Она строила смешные гримасы и разговаривала разными голосами, выказывая возмущение.
- Хрюш, а какие тени лучше, на этом глазу или на этом?