Все в сад!

Витя бросил в рот таблетку. Та начала таять, лишь только соприкоснулась с языком. «А вкус приятный!» — отметил парень. В голове почти мгновенно прояснилось. Вернулся контроль над телом. Перестала идти кровь из носа. Даже ушибленное Машей место болело не так сильно. Рядом так же на глазах приходила в себя и «боевая подруга».

Гном в это время подхватил стоящий у стены под разбитым окном деревянный щит из толстых досок и вставил его в оконный проем. Щит подошел идеально. Оказывается, этот милый домик был подготовлен к обороне заранее. Второе окно было закрыто до того, как его успели разнести стрелой снаружи. По ходу дела гном успел бросить остроухому: «Лестница на чердак на кухне». Тот мгновенно испарился.

— И смотри, никого не убивать! Только ранить! — проорал ему вслед коротышка.

«А Нар у нас, оказывается, гуманист», — удивился Витя.

— Оставлять живых врагов за спиной… — решил он высказаться на всякий случай.

— Каждый раненый… Особенно тяжело раненый, отвлечет на помощь себе ещё одного-двух, — пояснил гном. То есть — из боя выбывают два-три нападающих, а не один, как если бить насмерть. Плюс своими стонами и воплями раненые деморализуют товарищей.

— Хитро! — восхитился парень.

— Азы… — отмахнулся гном.

Во входную дверь что-то бухнуло так, что затрясся, казалось, весь дом, и с одной из стен со звоном свалился висевший на ней большой позеленевший от времени поднос.

— А двери не выбьют? — Маша опасливо отодвинулась подальше от входа.

— Двери для того и делают открывающимися наружу, чтобы их оттуда труднее было высадить, — снисходительно пояснил Нар. А вообще — рано или поздно, конечно, выбьют.

— И что же делать?

— Для начала допросим военнопленного. — Нар носком сапога небрежно перевернул валяющуюся на полу тушку на спину.

— А он живой? — Витя критически глянул на так и не пошевелившегося за все это время «языка», при ближайшем рассмотрении оказавшимся тем самым смахивающим на крысу пацаненком, который стоял на площади в компании хозяйки заведения и служанки.

— Гном внимательно посмотрел на «крысеныша», как его назвал про себя парень, и протянул руку к Вите, громко прорычав неестественным для себя голосом:

— Да, пожалуй сдох! Дай-ка свой меч, я оттяпаю ему голову для своей коллекции!

— Я жив! Жив я! — моментально подхватился пацан, до того, оказывается, ловко симулировавший бессознательное состояние.

— Замечательно! — потер руки Нар. — Ну, рассказывай, раз жив.

— Что рассказывать-то? — глазки крысеныша бегали туда-сюда. То ли он боялся взглянуть окружившим его людям в глаза, то ли искал способ, как улизнуть.

— Да всё. Давай начнем со следующего: Кто у вас староста? Чьи головы были у меня в мешке? Я же вижу, они тебе были знакомы. Ну?

— Я ничего не знаю… Я недавно тут… Отпустите меня…

В двери ещё раз громко бумкнуло. Пленный приободрился. Помощь казалась близкой.

— Дай-ка всё же свой меч, — гном снова протянул руку к Вите.

Парень, подхватив игру, с противным скрежетом медленно потянул железяку из ножен.

— Голову рубить будем? — деловито осведомился он, изобразив самую зверскую рожу, какую мог.

— Будем. Но сначала я твоим ржавым ножичком распорю ему живот и выпущу кишки наружу. Он будет умирать дооолго и медленно… Ему будет очень больно… — говоря это, Нар гипнотизировал «жертву» холодным немигающим взглядом маньяка-садиста из третьеразрядного фильма ужасов.

— Так нельзя! Это негуманно! — внезапно вмешалась в представление Маша.

Нар и крысёныш синхронно обернулись к ней, одарив девушку недоуменными взглядами. Похоже, о том, что «так нельзя», не догадывалась и сама «жертва». Для пацаненка все происходящее было вполне логично и естественно. Он бы и сам поступил так же, если бы имел возможность.

— Отвернись, гуманистка… — процедил сквозь зубы Витя, сохраняя все то же зверское выражение лица.

— Гном промолчал, только ухватился покрепче за Витин Меч и занес его над жертвой. В это время снаружи раздался частый короткий свист стрел, сменившийся громкими криками боли. Элдуисар начал обстрел подходов к «крепости» с занятой на чердаке позиции.

— Я скажу! Я все скажу! — зачастил пленник. — У нас вся деревня разбойным промыслом живет. Староста — главный. Он раньше в столице жил… — понизил голос крысёныш. Из знатного рода… Но что-то там сделал против закона, пришлось сбежать сюда… А последняя голова — это был племянник Борова, — тараторя, пленник неотрывно глядел испуганными глазами на зависшую над ним смертельную железку, и непроизвольно отползал от нее спиной вперед, суча ногами. Впрочем, пространства для этого маневра у него оставалось немного. Дальше была стенка.

— Кого-кого? — переспросила Маша.

— Ну, старосты… Боровом его у нас кличут. Похож больно.

В голове у парня «щёлкнуло». Он вспомнил что бандиты на большой дороге часто вспоминали в разговоре между собой какого-то Борова. Всё становилось на свои места.