– Понимаешь, тут до тебя звонили и просили незамедлительно себя впустить в дом девять Вик, три Баронета и даже один я сам. Причем «я сам» к себе пришел первым, чем и породил в нашей квартире здоровую подозрительность. К твоему сведению, замок жвачкой дочери залепили, хотя я убеждал их, что такая мера безопасности малоэффективна… Но я отвлекся. Теперь вот приходится производить контрольное тестирование на предмет истинности каждого просящегося в дом существа.
– Белинский, не валяй дурака, а? Я ведь разозлюсь и дверь снесу одним заклятием…
– Первые четыре Вики говорили то же самое.
Мне стало весело.
– Дорогой, а какие вопросы ты придумал для тестов?
– В общем, несложные, но никто из предыдущих визитеров на них правильно не ответил.
– Слушай, дорогой, а может, и ты – не ты?
Ой, здравствуй, здравствуй, моя шизофрения!
– Нет, я – это я, – твердо ответил из-за двери Авдей. – И такой вопрос мне задавали шестая и восьмая Вики.
Все страннее и страннее.
– Ладно, – зевнула я и присела на коврике с потускневшей надписью «WELCOME!». – Давай, задавай свои вопросы, а то я очень устала и спать хочу.
– Извини, Вик, считай это формальностью, но ты же сама предупреждала, чтобы мы были предельно осторожны…
– Давай, давай, не тяни.
– Ладно. Первый вопрос: на каком плече у меня родинка в форме сердечка?
Я прыснула:
– Нет у тебя никакой родинки, чучело!
– Хорошо. Другие этого не знали. Второй вопрос: в каком году я пошел служить в армию?
– Белинский, стыдись! Ты не служил в армии! Ты отлынивал от исполнения своего патриотического долга! У тебя же по справке – плоскостопие!
Муж стыдливо захихикал.
– Все-то ты знаешь… А какой был номер палаты, когда я лежал в больнице?
– Уточни, с какой именно своей очередной болячкой ты лежал. Если после аварии – то 212, а если ты имеешь в виду свой недавний простатит, то…
– Ладно, верю. Только не ори про мой простатит на всю лестничную клетку!
– Пусти домой, гад!
– Погоди, еще два вопроса осталось.
– Давай!
– Кто мой любимый писатель?
– На данный момент?
– Ну да…
– Ты сам. В последнее время ты никого не читаешь, а только пишешь и перечитываешь собственные опусы.
– Неправда! Я детям на ночь всегда читаю Достоевского… Чтобы они интеллектуально и духовно развивались!
– Ты бы еще им словарь Ожегова почитал перед сном, Песталоцци! Вы в мое отсутствие совершенно разболтались!
– Не ругайся. Все, последний вопрос: какие на мне сейчас трусы?
На смех у меня сил не осталось. И я просто сказала:
– Нету на тебе никаких трусов. Ты их на ночь снимаешь. Принципиально. А еще у тебя под подушкой лежит плюшевый утенок, без которого ты уснуть не можешь… Размер твоего противогаза называть?
Дверь щелкнула и открылась.
– Ну слава богу, это ты! – Авдей кинулся меня обнимать.
– Еще одно такое шоу, и я тебя урою, как мамонта! – пообещала я, захлопывая за собой дверь и сбрасывая на руки мужа надоевшую шубку. – Я устала, как собака, меня похитили прямо из студии, причем похитил бывший приятель, оказавшийся предателем. Да, еще что из новостей… Моя бесценная тетка задумала меня пытать, но у нее, как всегда, ничего не вышло… Кстати, чем это у нас так воняет по всему дому?!
– Так ведь ты сама велела взять какой-то желтой травы и везде разбросать. Правда, она больше похожа на куриный помет…
Я прошлась по коридору.
– Это и есть куриный помет, Белинский! Я же тебе русским литературным языком сказала: трава! Ну да ладно, теперь это не имеет значения. Одно хорошо: этот наговоренный помет изгнал из дома всех мороков. Дети спят?
– Да.
– Нет!
Марья и Дарья нарисовались в дверном проеме детской и без долгих предисловий кинулись ко мне:
– Вот ты опять была во всяких приключениях, а нас с собой не позвала!..
– Не шумите, бабушку разбудите.
– Уже разбудили. – Мама сонно щурилась от яркого света прихожей. – Что за семейка, никто по ночам не спит. Пойду, чайник поставлю, что ли…
И тут я услышала, как распахнулась балконная дверь!
– Всем в укрытие, то есть в кладовку! – скомандовала я. – Это могут быть враги!
– Вика, не валяй дурака, это я!
В прихожую из гостиной ввалился… Дед Мороз.
– Здравствуй, Дедушка Мороз! – хором выдали мои бесстрашные дети.
– «…Борода из ваты», – про себя добавила я и принялась составлять антидедморозовское заклинание. Но не успела. Потому что Дед Мороз снял белую бороду и роскошную алую шапку, отороченную собольим мехом, и оказался Баронетом.
– Калистратик! – завопила мама.
– Дедушка! – завопили дети.
– Всем стоять! – завопила я. – Пусть тоже доказывает, что он – это он. Где вы были, сударь, 17 января 1795 года?..
– Вы все тут что, белладонны объелись? – сурово обвел взором наше семейство «маг на службе у закона». – А ну рассказывайте, что тут у вас творится!
И тут я поверила, что Баронет – это Баронет. Потому что таким повелительным тоном мог говорить только он. Да и вряд ли кто-то сумеет подделать эти уникальные глаза: один – человеческий, а другой – змеи.
– Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались… – тихо пропела я.