Все великие о государстве и праве: катехизис юриста

По замечанию Ореста Миллера, большая древность былин доказывается тем обстоятельством, что изображается в них оборонительная, а не наступательная политика.

Что касается места, где возникли былины, то мнения разделились: самая распространенная теория предполагает, что былины имеют южнорусское происхождение, что их первоначальная основа южнорусская. Со временем, вследствие массового переселения народа из Южной Руси на Русский Север, туда же были перенесены и былины, а вот на первоначальной родине их забыли из-за влияния других обстоятельств, вызвавших возникновение казацких дум. По мнению представителя “исторической школы”

В. Ф. Миллера, первообразами былин были древнерусские исторические песни, создававшиеся по горячим следам событий в среднем течении Днепра и его восточных притоков. Былины создавали и исполняли профессиональные певцы, составлявшие особую корпорацию, а “былинная техника” передавалась “из поколения в поколение, учителем ученику”.

Против этой теории выступил Халанский, осуждавший вместе с тем и теорию первоначального общерусского эпоса. Он писал: “Общерусский древний эпос – такая же фикция, как и древний общерусский язык. У каждого племени был свой эпос – новгородский, словенский, киевский, Полянский, ростовский (ср. указания Тверской летописи), черниговский (сказания в Никоновской летописи)”.

С. К. Шамбинаго, как и Халанский, считал, что былины в основном создавались в Московском государстве.

Все знали о Владимире как о реформаторе всей древнерусской жизни, все пели о нем, причем происходил обмен поэтическим материалом между отдельными племенами. В XIV и XV в. Москва стала собирательницей русского эпоса, который в это же время все более и более сосредоточивался в киевский цикл, так как киевские былины произвели на остальные ассимилирующее влияние вследствие песенной традиции, религиозных отношений и т. п.; таким образом, в конце XVI в. было закончено объединение былин в киевский круг (хотя, впрочем, не все былины к нему примкнули; к таким принадлежат весь новгородский цикл и некоторые отдельные былины, например, о Суровце Суздальце и Сауле Леванидовиче). Потом из Московского царства распространились былины на Руси путем обыкновенной передачи, а не эмиграции на север, которой не было. Таковы в общих чертах взгляды Халанского на этот предмет. Майков говорит, что деятельность дружины, выраженная в подвигах ее представителей-богатырей, и есть предмет былин. Как дружина примыкала к князю, так и действия богатырей всегда стоят в связи с одним главным лицом. По мнению этого же автора, былины пели скоморохи и гудошники, приигрывая на звончатых яровчатых гуслях или гудке, слушали же их в основном бояре и дружина.

Орест Миллер, враг теории заимствований, старавшийся везде в былинах найти чисто народный русский характер, говорит: “Если отразилось какое-нибудь восточное влияние на русских былинах, так только на тех, которые и всем своим бытовым складом отличаются от склада старославянского; к таким относятся былины о Соловье Будимировиче и Чуриле Пленковиче”. М. Г. Халанский доказывает, что былина о Соловье Будимировиче находится в самой тесной связи с великорусскими свадебными песнями. То, что Миллер считал совсем чуждым русскому народу (к примеру, самосватание девушки), по Халанскому существует в некоторых местах Южной России.

Приведем в общих чертах более или менее достоверные результаты исследований, полученные русскими учеными. Что былины претерпели сильные перемены, сомневаться нельзя; но точно указать, каковы были эти перемены, в настоящее время крайне трудно. Так как богатырская или героическая природа сама по себе везде отличается одними и теми же качествами – избытком физических сил и неразлучной с подобным избытком грубостью, – русский эпос (по Миллеру) на первых порах своего существования должен был отличаться такой же грубостью. Однако вместе со смягчением народных нравов такое же смягчение можно заметить и в народном эпосе, поэтому этот смягчительный процесс надо непременно допустить в истории русских былин. По мнению Миллера, у былин и сказок одна основа. Если существенное свойство былин – историческое приурочение, то чем оно меньше заметно в былине, тем она ближе подходит к сказке. Таким образом, выясняется второй процесс в развитии былин: приурочение. Но, по Миллеру, есть и такие былины, в которых еще нет исторического приурочения, причем он в “Опыте…” не объясняет, почему такие произведения нельзя считать сказками. Затем, по Миллеру, разница между сказкой и былиной заключается в том, что в первой мифический смысл забыт раньше и она приурочена к земле вообще; во второй же мифический смысл подвергся изменениям, но не забвению.