Все включено. Выбираешь ты

– И не дождешься, дорогущую какую муку приволок, – Нилюфер привередливо рассмотрела переданный ей бумажный пакет с напечатанными колосками. – Ладно, спасибо тебе, выручил.

Не прошло и получаса, как на старом столе, кое-где опаленном пламенем зажигалки, а местами с вырезанными ножом значками доллара и сердец, расположилась гвардия вареников-новобранцев. Отступив на шаг, Лиза с гордостью разглядывала своих подопечных.

– Ниля, ты только посмотри, каких красавцев я сотворила! Мои первые!

Но Нилюфер было не до любований искусством. Пыхтя и едва не смахнув пышным задом кастрюльку с остатками начинки, она протиснулась в дальний угол балкона, волоча маленькую канистру с газом. В Кемере приезжающие на сезон готовили на подобной импровизированной плите. И удобно, и дешево: одной канистры хватало на пару ужинов и полгода чаепитий.

Пару лет назад в этом доме пользовались достижением цивилизации – электрическим чайником, но после прихода счета за электроэнергию на Эверест лир Саша зацементировал розетки, а чайник сослал в подвал. Так в левой части Жемчужного квадрата началась Эра Газа. Эта история стала легендой дома. Старожилы с трепетом передавали ее ежегодно меняющимся новичкам как символ победы мудрости над пассивным принятием пощечин судьбы – именно так Саша воспринял тот злополучный счет.

Вареники сварились быстро. Когда орава голодных мужчин – и хозяева, и гости – ввалилась в дом, их ждал накрытый на балконе стол с тремя блюдами дымящейся вкуснотищи, украшенной веточками укропа, ручейками растопленного сливочного масла и забавными рожицами из апельсиновых долек.

– Как картинка из сна! – мужчины столпились вокруг стола, восхищенно разглядывая приготовленное. Такой – знакомый с детства – ужин переносил их за километры от Кемера. Дарил хоть и короткий, но отдых от эммиграции. – Налетаем! Сашку не ждем, он куда-то пропал и на звонки не отвечает. Наверное, выгуливает очередную фею.

Девять богатырей-месхетинцев, оттеснив девушек, расселись вокруг стола, потирая ладони в предвкушении счастья для желудка. Тяготы жизни на две страны отпечатались в их облике: в обтянутых кожей скулах; в грубой, заветренной коже рук, которым даже в лютый мороз приходилось колоть дрова или кормить скот; в вынужденно приветливом, но в глубине всегда настороженном взгляде, вдогонку к мыслям направленном в родной дом, к матери, сестрам, жене и детишкам.

Лишь один из них, дородный продавец кальянов Гасан, выделялся свисающими на спине складками и сально блестящими глазами. Лиза знала, что женился он не по любви, а за сосватанную родителями девушку из соседней деревни. И на заработки уехал не столько из-за нужды, сколько сбежал, спасаясь от рутины. Стиснув зубы и распустив кулаки, дотягивал до окончания зимы и первым же чартером улетал на волю.

– Хреновинки бы сейчас, – стирая куском хлеба остатки йогурта с пышных усов, басом доложил намечтанное Ахмет, патрон Нилюфер, владелец сувенирного магазина в Бутиковом рае. – И не турецкого йогурта, а настоящую сметану. Местная безвкусица поперек горла встала. Ни к кому из Казахстана знакомые не едут?

Ответом ему стал дружный вздох. Из нормы багажа 20 килограмм у каждого из мужчин две трети было занято продуктами. Но привезенные из дома сигареты, майонез и колбаса давно стали неясным воспоминанием.

– Туристов мало сейчас, аби15, не у кого даже сигарет купить, – откликнулся Синан, юркий помощник бармена. Его живой взгляд порхал по лицам собравшихся, оглядывая их с редкой для подростков теплотой. Он, как и Лиза, был новичком в этом доме и впервые надолго покинул семью.

– Мне вчера шоколад российский подарили, – ухмыльнувшись, доложил Гасан и запихнул в рот очередной вареник.

– Ну и подлюга же ты, Гасан. Мы с тобой всем, что есть, делимся, а ты продукты утаиваешь? Нехорошо это…

Ахмет, как самый старший из мужчин, имел право отчитывать провинившегося. Но Гасан был не из тех, для кого возраст – серьезный аргумент. «Я не из вашего дома, имею право не докладывать о добыче», – хвалились его крохотные, похожие на свиные глазки под нависшей крепостью век.

Взгляды остальных рассыпались по балкону. Общность и поддержка была неотъемлемой частью их культуры, но на душе у каждого темнели булыжники вранья и недоговаривания. Открытую книгу легко испачкать, порвать, надругаться, растащить по листкам. Хотя бы изредка обложка должна быть захлопнута, чтобы дать передышку пожелтевшим шероховатым страницам. Чтобы сохранить целостность души.

Хлопнула входная дверь и одиннадцать голов поднялись разом.

– Отказала фея…, – огорченно констатировал Ферхат, предлагающий туристам машины в аренду, безотчетным движением прижимая пальцы к дергавшемуся левому веку.

– Саше? Я в чудеса не верю, аби.

На пороге балкона возник Саша. Верхняя пуговка его рубашки была постоянно расстегнута, но в этот вечер к ней присоединились и две соседки.

Утолившие физический голод мужчины переглянулись и их тела непроизвольно подались вперед в ожидании занятного рассказа.