Все волки Канорры (СИ)

Зелг решительно придвинул к себе кипу бумаг и подписал одна за другой. Покончив с делами, он пересел поближе к окну и пригласил Думгара занять диванчик напротив.

Если бы завтра его правлению внезапно пришел конец, герцог мог бы честно сказать, что одно большое дело в Кассарии он все-таки сделал и память по себе оставил. С тех пор, как поместье принялись регулярно навещать существа выдающиеся во всех отношениях, в том числе, превосходящие среднестатистического посетителя размерами примерно раза в три, молодой некромант распорядился расставить во всех помещениях диваны, кресла и табуреты соответствующего качества: тяжелые, устойчивые, рассчитанные не на один век и не на одного монстра. Так что уйди сейчас Ламарх под воду, как легендарный затонувший континент Гарданак, еще тысячу лет спустя по необозримым водам среди кракенов, левиафанов и морских рыб плавала бы исключительно прочная кассарийская мебель.

— Мне снится крепость на вершине неприступной скалы, серо-голубая крепость во льду и снегах, и двое рыцарей охраняют ее от всего мира. Это свирепые и могущественные воины, но меня они пропускают без боя, —произнес герцог на одном дыхании, как говорит человек, давно готовивший это вступление.

— Просто без боя или как господина? — быстро спросил Думгар.

— Как хозяина, — неохотно ответил Зелг. — Крепость заброшена уже много веков, и в ней только один обитатель.

— Обитатель, гость или узник?

— Узник. Это дитя, Думгар. И там, в Липолесье, я увидел его впервые. И разве не естественным побуждением всякого приличного человека… существа было бы вынести его из темницы? Но это дитя пугает меня, оно совсем не ребенок, просто так выглядит. И оно кровожаднее, злее, темнее всех демонов Преисподней и тех врагов, которых я встречал до сей поры. Возможно, Генсен коварнее и страшнее, но я так не думаю. Может, это облик ребенка производит такое отталкивающее впечатление. Потому что Генсен выглядит, как подобает королю Тьмы, а вот невинное, на первый взгляд, но злобное дитя отвращает сильнее. В общем, ты понимаешь, что я оставил его там, в тюрьме, за неприступными стенами и под множеством замков. Я приказал стражникам не спускать с него глаз, но уже совершил к тому времени главную ошибку — я разбудил его, и теперь он все время говорит со мной. Он рвется на волю, он требует своего, и знает, чего хочет. У него хватит силы осуществить задуманное, если только он выйдет на свободу. Если только победит. Он может победить, Думгар.

— А, может, и нет, — ответил голем.

— Ты не считаешь, что я спятил? Мне самому уже кажется, что да.

— Милорд, — усмехнулся каменный дворецкий. — Несколько минут назад нас посетила мумия вашего предка и потребовала подобающим образом отметить ее внезапную гибель от руки нерожденного короля Бэхитехвальда, а также запретила вам подписывать отчеты о приобретении и расходе предметов мелкой галантереи за прошлый квартал. Два троглодита именно в эту минуту и прямо под нами копают подземный ход в подземном ходе. В вашем озере монстр Ламахолота устроился работать рыбой и, — пользуюсь случаем, чтобы передать вам приглашение Общества Рыболюбов, — сегодня состоится поучительное представление из жизни рыбаков и рыб с его участием, а также факельное шествие и назидательные песни в исполнении ансамбля троллей-фольклористов. В соседней башне король этой страны прячется от фонтана, который хочет воздвигнуть его супруга. А один из высших иерархов Преисподней, — пользуюсь случаем, чтобы сообщить вам эту новость, — подал прошение о выделении ему скромного участка в пределах вашего герцогства для основания филиала Ада на земле и указал примерную сумму арендной платы, налога на имущество и на доход, а также принес черновик вассальной клятвы. В соседней комнате Гончая Князя Тьмы и призрак Дотта играют на зомбо-тараканьих бегах с душой, за которой упомянутая Гончая гонялась по всему Аду не одно столетие и, судя по крикам, ваша законная фея и его законная супруга уже застукала их за этим занятием. Ваши таксидермисты набивают чучело величайшего демона-убийцы всех времен, погибшего злою смертью от рук вашего генерала, который шел сдавать шерсть в причесочную. И среди всего этого вы сомневаетесь в своем рассудке?

Вы нормальнее всех нормальных, поверьте на слово. И намного нормальнее любого из своих предков, а я знал их всех, и могу судить с уверенностью. И еще: вы сами сказали главное, милорд. Вы чудовище. Вы ошиблись только в одном. Вы не стали им в тот день в Липолесье, вы не стали им тогда, когда открыли двери темницы и схватили на руки спящее дитя, намереваясь спасти его от тюремщиков и вынести на свет. Вы родились чудовищем.

— Как же быть? — повторил Зелг. — Оно ворочается во мне, как лава в тверди земной, оно душит меня. Поверишь ли, порой я боюсь, что начну изрыгать огонь, как наш дорогой Кальфон…

— И, заметьте, тоже ничего страшного, — снова улыбнулся голем. — Такие вот индивидуальные особенности, с кем не бывает?

— Но я боюсь причинить кому-нибудь вред.

— Этого боятся многие чудовища, милорд. Но с этим вполне можно жить.

— А ты как живешь?