Все возможно, детка

Дорогой Сэм.

Сегодня вечером мы заглянули в гости к Тревору и Киту. Для начала, конечно, долго ломали голову над вопросом, что надеть. Ну, не мы оба, разумеется, а Люси. У меня только настроение испортилось. Лично я всегда знаю, что надеть: брюки и рубашку. У Люси же решение этого элементарного уравнения вызывает огромные трудности. Хуже всего то, что она всегда старается заставить меня участвовать в принятии окончательного решения, а потом я же и оказываюсь виноватым! Вот как это происходит. Она появляется в гостиной в нижнем белье и самым невинным тоном спрашивает: «Как ты думаешь, мне надеть красное или синее?» (Что именно красное или синее, не уточняется.) Весь мой опыт подсказывает, что лучшая модель поведения в данной ситуации — притвориться глухим и уж, само собой, немым, потому что не было еще случая на этом свете (да и на том, наверное, не будет), чтобы я хоть раз дал на этот вопрос правильный, устраивающий Люси ответ. Так нет же — я неизменно наступаю на те же самые грабли.

— Гм-м… может, красное?

— Значит, синее тебе не нравится?

— Я этого не говорил.

— А я-то как раз собиралась надеть синее.

— Ну и хорошо, значит, надевай синее.

— Как же я теперь надену синее, если ты его только что так охаял? Нет, конечно, если ты на самом деле считаешь, что я в нем выгляжу ужасно… Ладно, придется что-нибудь придумать. Пойду посмотрю, что у меня еще есть.

Нет, это маразм, точно-точно — преждевременный старческий маразм: устраивать такую суматоху из-за похода в гости, да не куда-то там, а всего-навсего к Тревору с Китом. Джорджа и Мелинду, кстати, тоже пригласили, но они не смогли договориться с няней, сиделкой или как там называют этих девчонок и женщин, которые присматривают за чужими детьми. Я воспользовался моментом и указал Люси на то, что и мы с ней, вполне вероятно, будем попадать в такие ситуации, если нам в конце концов «повезет». Мне кажется, Люси вовсе не собирается отказываться от общения с друзьями и прочих развлечений после рождения ребенка. А ограничивать себя придется очень во многом. Во всяком случае, выбраться в любой момент куда нам вздумается, а уж тем более ни с того ни с сего закатиться в бар и хорошенько там накачаться будет практически невозможно. Вот я и напомнил ей об этом. Разумеется, я не стал приводить в качестве примера подвергаемые серьезному риску наши с Люси пьянки-гулянки, а спокойно и трезво обрисовал ей сложившуюся картину: вот мы, два образованных, умных и вполне здравомыслящих человека, строим свою жизнь, пытаясь сделать ее такой, какой нам бы хотелось ее видеть. И при этом мы прикладываем все возможные и невозможные усилия, чтобы подчинить эту жизнь какому-то существующему пока только в наших абстрактных представлениях созданию, которое вымотает нас физически, эмоционально, поставит почти на грань финансовой катастрофы и при этом в течение как минимум пяти лет не будет способно выражать свои мысли и чувства хоть сколько-нибудь связными и законченными фразами.

Сэм пошел в ванную, чтобы побриться. Перед этим он осчастливил меня небольшой лекцией, посвященной негативным сторонам такого счастливого события, как рождение ребенка. Теперь я прилагаю все усилия, чтобы не расстроиться всерьез и не расплакаться. Как-никак, я уже накрасилась. И все-таки — как же можно быть таким примитивным, прямолинейным, тупым эгоистом? Нет, я, конечно, понимаю, что он вовсе не хотел меня обидеть, но ему и в голову не приходит, как меня ранят такие слова. Я появилась на свет для того, чтобы рожать и растить детей. Сколько себя помню, я всегда хотела быть матерью. У меня и мыслей-то других на этот счет не было. И когда Сэм начинает так говорить — что, мол, дети являются просто одной из позиций в списке жизненных атрибутов: хочешь — заводи, не хочешь — не надо, — в такие минуты я начинаю понимать, насколько мы бываем далеки друг от друга. Неужели он не понимает: дети — это и есть жизнь, ее цель и смысл.