Все возможно, детка

Лондон раскинулся перед нами, словно огромный ковер, расшитый драгоценными камнями. Мы чувствовали себя как персонажи «Питера Пэна», только вместо Кенсингтонского сада у нас был Примроуз-Хилл. Мне вдруг пришла в голову мысль, что окажись мы здесь в любой из сотен, даже тысяч веков истории — и нашим глазам не предстало бы ни единого огонька. Звезды и луна светили бы нам сверху, а внизу простиралась бы непроглядная темнота. Я тотчас же осознала, какую жалкую крупицу в мировой истории представляет собой жизнь каждого из нас. По-моему, мы ничего не значим в этом мире, в том, как его устроили высшие силы. Вот только то, ради чего взобрались мы сюда в эту ночь, никак не казалось мне малозначащим и неважным делом. Наоборот, оно словно вбирало в себя всю мировую историю, всю Вселенную.

Новая жизнь! Ради новой жизни мы и пришли именно на это место именно в эту ночь. Новая жизнь, новое живое существо… Если у нас все получится, то эта полночь станет началом отсчета времени для зачатого в этот миг ребенка.

Точка во времени и пространстве, с которой начнется для этого человека бесконечный путь в вечность.

Мы выбрали подходящее место за бетонным парапетом и расстелили на траве купленный сегодня плед. (Перед этим Сэм тщательно обследовал с фонариком наше предполагаемое «лежбище» на предмет наличия собачьих экскрементов и иголок от шприцов, что в общем-то было весьма разумным шагом с его стороны.) Затем я окружила плед кольцом из свечей (такие маленькие плоские свечки, которые горят крохотным огоньком и незаметны с большого расстояния) и опрыскала траву вокруг нас маслом примулы.

Потом я легла на спину, подставив лицо лунному свету, и (сейчас, рассказывая об этом, я чувствую себя куда более неловко, чем в тот момент) задрала подол платья. Сэм лег рядом, потом на меня, и — сама не верю, что все так здорово полу- чилосъ, — мы, как говорят в кино, «сделали это». Честно говоря, я страшно горжусь Сэмом. Я ведь опасалась, что он может оказаться не на высоте. Но если не считать недовольного кряхтения и извиняющихся жалоб на изрядно «заржавевшие» коленные и локтевые суставы, он вполне соответствовал тому романтическому настроению, которое царило на вершине Примроуз-Хилла. Мы долго целовались (по крайней мере, по нашим с Сэмом меркам — очень долго), ласкали друг друга, даже немного поиграли. Ну, в общем, Пенни, ты меня понимаешь. Не буду углубляться в детали, но ты же знаешь, как я люблю предварительные ласки и как мне их обычно не хватает. Конечно, после стольких лет вместе мне в общем-то нетрудно обойтись без «разогрева» и, уступив Сэму, перейти прямо к делу. К сожалению, в основном у нас именно так все и происходит. Нет, я не упрекаю Сэма в бесчувственности: к вечеру он здорово устает, а рано утром нам надо вставать на работу. Другое дело — сегодня. Мы потратили на любовную прелюдию несколько больше времени, чем обычно, — пусть ненамного, но все-таки в этом есть разница.

Врать не буду: до оргазма я, конечно, не дошла, слишком уж непривычная была для этого обстановка. Но могу сказать, что я была уже почти-почти, ну, на самой грани, и вообще мне сегодня очень понравилось. Когда все кончилось, я была на вершине блаженства. В конце концов, не каждая женщина может похвастать, что занималась любовью в новом атласном платье, в окружении горящих свечей, на вершине Примроуз-Хилла в полночь при полной луне.

Потом мы немного полежали (я, кстати, не забыла подложить себе под зад подушку), собираясь с мыслями и слушая шелест листьев.

Вот тут-то Сэм и заорал.

К сожалению, на этом наша идиллия закончилась. Дело в том, что неподалеку от нас в это самое время выгуливал свою собаку какой-то слишком нервный старый полуночник. Увидев две распростертые на земле фигуры в окружении горящих свечей, он вообразил, что здесь прямо на его глазах происходит какой-то сатанинский обряд с человеческими жертвоприношениями. По всей видимости, он был уверен, что рано или поздно наткнется на этом холме на сатанистов, а пронзительный вопль Сэма убедил старого пердуна в том, что сбываются все его худшие подозрения. Он с завидной прытью бросился вниз по склону холма и, естественно, тотчас же остановил полицейскую машину, которая, как назло, проезжала мимо. В общем, не прошло и пары минут, как представители закона доходчиво объяснили нам, что такое аморальное поведение в общественном месте и что именно за это бывает.

А получилось вот что: пока мы с Сэмом лежали на земле, наслаждаясь последними сполохами еще недавно бушевавшей в нас страсти, какая-то белка воспользовалась ситуацией и забралась Сэму в штаны, которые тот оставил лежать рядом с шелковыми трусами, одним решительным движением сорвав с себя всю нижнюю часть праздничного облачения. Понятия не имею, на кой черт белка поперлась в эту кучу тряпок. Спросить бы ее саму об этом, да в тот момент нам как-то недосуг было. Может, она нацелилась на Сэмовы «орехи». Могу только сказать, что белки на Примроуз-Хилле и в Риджентс-парке невероятно наглые и совершенно не боятся людей, а природное любопытство заставляет их пускаться на разные рискованные приключения. Ну так вот: брюки Сэма лежали на земле и, я бы даже сказала, напряженно ожидали, когда же он наконец вновь поместит в их темные глубины свои ноги и чресла. И вот Сэм встал, нагнулся над брюками, засунул одну ногу в штанину и стал, крепко держа их за ремень, прицеливаться второй ногой. В этот момент потревоженная, но не слишком испуганная белка высунула из второй штанины морду, чтобы посмотреть, в чем дело. Можешь себе представить, Пенни, что она над собой увидела. Сэм, глядя сверху вниз, тоже обнаружил непредвиденное соседство. Развернулась немая сцена под названием «Противостояние». Кто-то из этой пары должен был разрядить напряжение и повести действие дальше.

Так они и стояли в ночи: если не друг перед другом, то друг над другом. Сэм таращился на белку, белка таращилась на Сэма, вернее сказать, на его хозяйство, нависавшее прямо у нее над головой.

Ну вот, в этом поединке ума и воли первым дал слабину Сэм, заоравший на весь парк.