Все впереди

В тот день Люба Медведева чувствовала себя Алисой в стране чудес. Светлые, шумные залы аэропорта Орли были запружены людьми разных национальностей, одетыми кто во что, говорящими на всех языках, с лицами то бледными, то бронзовыми, то черными до синевы, то до неприличия белыми, то желтовато-смуглыми. Глаза толпы мелькали, искрились, большие и узкие, карие, черные, реже синие. Чемоданы разнообразных объемов, расцветок и конструкций проезжали в бесшумных тележках. Киоски с бижутерией сверкали и переливались. Такими же переливчатыми были музыкальные предисловия радиообъявлений. Полицейские в черной форме, их высокие то ли шапки, то ли кепки напоминали какую-то картинку из книг на тему бесчисленных французских революций.

Люба не успевала разглядывать и запоминать. До нее не сразу дошло, что седеющий небольшого роста и невзрачно одетый мсье Мирский и есть тот самый гид, который будет сопровождать московских туристов. Оказалось, что группа, не заезжая в Париж, той же ночью летит в Марсель. Помнится, Люба забылась коротким и чутким сном в кресле «Боинга» и не слышала, что говорили между собой Михаил Бриш и его приятель, которого звали Аркадием. Как хорошо, что в такой поездке есть близкий знакомый! Даже о чемодане можно было не думать, заботу о нем полностью взял на себя Миша. Совершенно сонная, но радостная, она шла куда-то, с кем-то знакомилась, ехала на каком-то автобусе и вдруг очнулась в обширном холле какой-то гостиницы. Только тяжесть бронзовой болванки дверного ключа осталась в памяти от последних минут этого счастливого вечера. Чемодан ей занесли в номер, оказавшийся совершенно роскошным. Она еще успела разглядеть матово-бежевую облицовку ванной, полюбоваться красивыми обоями, светильником и странной валикообразной подушкой.

Ванну она приняла в сонном, но в таком же восторженном состоянии. Она улеглась в кровать и проснулась, как ей показалось, в ту же минуту. Солнце ласково и настойчиво припекало сквозь тюлевую преграду. В одной сорочке, на цыпочках, она прошла по коврику и осторожно посмотрела в окно. Номер был на втором этаже. Большая клумба, разбитая у входа в гостиницу, полыхала богатой цветочной радугой. Через открытую форточку пахло озоном и близостью моря. Люба едва удержалась, чтобы не запрыгать и не захлопать в ладошки. Но она тут же вспомнила мужа и дочь: как было бы хорошо, если б они тоже были здесь и видели все это! Ей стало их жаль, она даже собралась всплакнуть, как вдруг в дверь вежливо постучали. Люба набросила халат и открыла. Перед ней, улыбаясь, стояла девушка в светло-синем передничке. Она сделала книксен и что-то спросила, но Люба знала по-французски только «мерси» да еще «сильвупле». Обе говорили каждая свое, обе с улыбкой жестикулировали, пока не рассмеялись. Девушка ушла, а Люба, так ничего и не поняв, занялась туалетом: ей хотелось сбегать до завтрака в город. Не успела она причесаться, как горничная вернулась, причем с подносом. Она поставила поднос на столик и так же бесшумно, с той же очаровательной улыбкой, исчезла. На подносе Люба обнаружила кофейник, подогретое молоко, две булочки, сахар и крохотную порцию масла, запакованного с таким изяществом, что разворачивать было жалко. Такой же красивой была и пластмассовая баночка с ежевичным джемом. Люба совсем растерялась. Не ошиблась ли горничная? Не приняла ли ее за какую-нибудь важную даму? «Будь что будет, а я позавтракаю», — решила она и уже через пятнадцать минут, радостная и праздничная, спустилась в холл.

Никого из группы внизу не было. Портье, принимая ключ, любезно сказал ей что-то приятное.

Бежевый шерстяной костюм сидел на ней свободно и ловко. Она знала об этом еще в Москве. От этого ее движения были также непринужденными, приятными, об этом она тоже знала, и ей захотелось пойти быстрее. Времени еще целый час, можно хоть чуточку посмотреть город.

Она пришла на широкую главную улицу, спускающуюся к морской бухте.

Марсель дышал по-весеннему широко, было свежо, но не холодно. Город по сравнению с Москвой казался тихим, редкие машины катились неторопливо, прохожих оказалось очень немного. Стараясь не останавливаться у магазинных витрин, Люба чуть не бегом устремилась по склону вдоль улицы и вскоре очутилась на берегу, у самой гавани, в базарной толпе. Вся набережная около бухты была заставлена рыбными садками, лотками, плетеными корзинами, пластиковыми посудинами, заполненными свежей рыбой, какими-то гигантскими раками, глазастыми морскими чудовищами, смешными и порой отвратительными на вид, еще живыми водными существами. Акулообразные серебристые тела каких-то экзотических рыбин лежали на лотках словно поленья. Лоснились на солнце пластами наваленные камбалы, лобастые бычки еще шевелили хвостами. Какой только морской живности тут не было!