Все время мира

– Вмешалась судьба, – выпаливает он на одном дыхании. – Я больше не тот трусливый эгоист, каким был тогда. И сейчас хочу исправить свои ошибки. Дез – это все, что остается от моей семьи.

Он все, что остается от отцовской семьи… Но ведь между ними нет даже никакого кровного родства. Я ничего не понимаю.

Дез оказался в операционной без причины.

Зак пострадал без причины.

Я начинаю рыдать. Надеюсь, еще не слишком поздно. Молю, пусть жизнь не нанесет нам этот подлый удар.

Раздается сигнал лифта, металлические двери открываются, и в зале появляются родители Зака – подавленные и заплаканные. В этот момент доктор выходит из операционной.

Мы окружаем его, и он снимает свою шапочку и маску. Его лицо не предвещает ничего хорошего.

– Мистер и миссис Кларсон?

– Это мы, – отец Зака подается вперед, крепко прижимая к себе свою супругу.

– Мы сделали все возможное. Мне жаль… – говорит доктор.

Больше ничего не надо добавлять, потому что воздух наливается свинцом, и мы все задыхаемся в нем.

Кажется, будто все происходит в какой-то замедленной съемке. Пока Брианна и Фейт плачут навзрыд, я застываю, словно оглушенная.

Миссис Кларсон падает на пол, и ее муж в отчаянии опускается рядом ней.

– Наш мальчик, – обреченно шепчет он.

Я не верю в это. Не могу поверить и пытаюсь на ощупь ухватиться хоть за что-нибудь, чтобы не упасть.

– Это моя вина, – бормочу я.

Отец прижимает меня к своей груди и с трудом сдерживает слезы.

– Тс-с-с, не говори так. Не говори так, Анаис.

Странно ощущать его объятия, и в них я чувствую себя маленькой девочкой.

В первый раз в жизни я вижу, как плачет моя мать.

Непостижимо, как смерть делает нас человечными – хотя бы на одну секунду. В такие моменты все вдруг понимают, что жизнь – это мгновение и мы не всесильны. Мы осознаем, что время, которое мы растрачиваем на ненависть, на причинение зла друг другу, упущено и больше никогда не вернется.

Доктор ждет, когда родители Зака снова поднимутся на ноги, и сопровождает их в соседний кабинет. Думаю, там он сообщит им, что случилось в операционной.

У меня нет сил смотреть на них.

Это моя вина… Не могу прекратить думать об этом.

Они возненавидят меня, как только узнают, что произошло. Они возненавидят меня и будут правы.

С безжалостным осознанием я жду, что подобная сцена повторится и по поводу Дезмонда.

Я умру.

Я уже мертва.

Если бы я только поговорила с моим отцом раньше. Если бы я поговорила с Дезом вместо того, чтобы закрываться от него. Но я неуверенная в себе тупица.

Как я смогу жить со всем этим?

К нам выходит другой врач, он намного старше предыдущего, но выражение лица у него такое же мрачное.

– Мистер и миссис Керпер?

– Это мы, доктор, – произносит отец. – Прошу вас, скажите, что все обошлось.

Я остаюсь в стороне, не способная что-либо сказать или сделать. Я готовлюсь к худшему и чувствую, как мое сердце разбивается на тысячи осколков.

Брианна подбегает ко мне вместе с Линдой, и обе подхватывают меня под руки. Фейт оплакивает в стороне парня, который ей нравился. Между ней и Заком что-то зарождалось, и это только увеличивает мою вину.

– Дезмонд получил сильное сотрясение, и ребро проткнуло ему легкое. Мы должны были провести неотложную операцию, чтобы остановить внутреннее кровотечение, – начинает доктор.

Я не понимаю ни единого его слова. Как будто мой рассудок отказывается принимать все это. Страх, что врач сообщит нам ужасную новость, парализует все мои способности.

– Мы установили дренаж и ввели Дезмонда в медикаментозную кому на несколько часов. Сейчас его состояние достаточно стабильное, но следующие часы будут решающими. Пока нельзя сказать, что опасность миновала.

Я улавливаю вокруг вздохи облегчения, но сама словно нахожусь в трансе, слишком занятая мольбами вернуть мне Деза, обращенными к богу.

Затем Бри поворачивает меня к себе:

– Анаис, он жив! Ты слышала меня, дорогая? Дез жив.

Я закрываю рот рукой, чтобы сдержать свой крик, и начинаю отчаянно рыдать. Он жив. Как и моя любовь к нему. Она жива, как и так вина, которая, возможно, теперь по-настоящему отдалит нас друг от друга навсегда.

– Мы можем его увидеть? – спрашивает отец.

– Только по очереди и всего на пару минут.

– Спасибо, доктор. От всего сердца.

Он прижимает к себе мою мать и с облегчением расправляет плечи. Затем он оборачивается ко мне и вытирает слезу в уголке своих глаз:

– Анаис, милая, иди ты. Иди к нему.

Я насчитываю тридцать шесть шагов до реанимации. Тридцать шесть шагов, которые, однако, не успевают подготовить меня к тому, что я увижу. Перед тем как я вхожу в палату, на меня надевают халат и маску.

Из Деза торчит трубка. На его обнаженном торсе множество других трубочек поменьше, которые входят и выходят из его тела, и вся его голова забинтована. Он подключен к аппарату, который регистрирует его жизненно важные показатели, и в шоке я дотрагиваюсь до экрана, на котором отображается биение его сердца.

Я прикасаюсь к бровям Деза. У него под глазом набухла гематома, и я заливаюсь слезами, представляя, что могло бы случиться.