Все-все-все и Мураками

Мне стало страшно, но что-то надо было делать. Я собралась с духом и пошла в Витькину комнату. Вонь там стояла удушающая, вещи и книги валялись на полу, Витька — на кровати.

Я подошла. Он был черно-синего цвета. Лежал с закрытыми глазами. Я наклонилась над кроватью. В нос сильно ударил запах мочи и одеколона. Витька открыл глаза и уставился на меня мутным взглядом.

— Ты за мной? — выдавил он заплетающимся языком.

— Витя, надо доктора вызвать. Ты как думаешь?

— Ты — Смерть?

— Это я, Вить, не узнаешь?

— Давай, быстрее забирай меня, терпеть больше не могу…

Он весь дрожал, бился. Зассанная простыня свисала с кровати. Наволочки на подушке не было. На минуту он вроде бы меня узнал — схватил за руку, пролепетал:

— Дай выпить, сейчас сдохну… Потом опять посмотрел отсутствующим взглядом, содрогнулся, громко и очень четко, каким-то высоким голосом почти пропел: Я готов, прозрачная Смерть, мочи нет уже. Лицо его, и без того страшное и черное, покрылось испариной.

Я погладила его по грязной голове. Спокойным голосом, хотя внутри у меня все клокотало, произнесла:

— Витя, тебе очень плохо, к тебе нужно доктора вызвать, ты согласен?

Он открыл глаза, напряженно посмотрел на меня:

— Ну?

— Мы сейчас доктора вызовем. Ты хочешь?

— Зови…

Дальше были слипшиеся слова вроде «молю-тебя»…

— Потерпи, Витя, сейчас.

Я вышла из комнаты. Анжелка на кухне разговаривала по телефону. Я села напротив нее, закурила. Она повесила трубку.

— Это Мураками. Договорились через сорок пять минут в кафе. Не могу я с ним не проститься.

— Конечно, Анжел, не волнуйся. Нам сейчас только надо вызвать врача, что-то сделать с Витькой. Ты иди, я подожду врача. У него вроде бы раньше так никогда не было?

— Так — не было.

Мы нашли какую-то рекламную газету и стали искать телефоны.

«Вывод из запоев, вызов врача на дом».

Я набрала первый попавшийся номер. Женщина задавала дежурные вопросы. Для нее эта ситуация, видимо, была рутинной. Работа у людей такая, ко всему привыкшие. Так часто бывает: то, что для одних — страх, ужас и безысходность, для других — в порядке вещей.

Она назвала сумму и сказала, что врач приедет через час.

Анжелка находилась в состоянии невменяемости и полной подавленности. Мы пошли в Витькину комнату. Он был в забытьи, стонал, крутился.

С большим трудом мы стащили его с кровати, переменили простыню. Меня чуть не стошнило при виде всех этих мерзостей и грязи. Уложили Витьку обратно, он не сопротивлялся. Анжелке надо было уходить. Она кое-как собралась и отправилась прощаться с Мураками. Я осталась. В Витькиной комнате было тихо.

Я сидела на кухне и курила. Задумалась как-то. Внезапно он нарисовался на пороге кухни. Его шатало, глаза были совершенно безумные.

— Если сейчас не выпью, мне хана… — прохрипел он.

— Потерпи, сейчас доктор придет, уже с минуты на минуту будет.

Руки у него дрожали, волосы стояли дыбом. Он начал шарить по кухонным шкафчикам, с полок падали пакеты, посуда.

— Вить, там нет ничего, пойдем, ляжешь.

Я это говорила, а у самой поджилки тряслись: мало ли что ему в таком состоянии в голову может прийти? Я налила ему в чашку немного чаю и сахар насыпала.

— Выпей.

Он взял чашку, сделал глоток, тут же его вырвало. Прямо на пол. Я взяла его за руку и повела в комнату.

— Давай, Вить, ложись.

Послушно лег. Я села на край кровати и взяла его за руку. Он застонал.

Внезапно он заговорил отрывисто, четко, обращаясь не ко мне, а как бы к большой аудитории:

— Река времени перестает быть прямолинейной. Она изгибается. Растягивается. Скручивается. И поскольку всякая кривая длиннее прямой. То временное расстояние между двумя событиями увеличивается. Искривленное время больше прямого. Мое время уже скрутилось. Я вижу тебя, Ангел смерти. Мне так плохо. Я хочу скорее присоединиться к тебе. И уйти. Ты говоришь: «Пора». Я готов…

После этого опять началось бессвязное бормотание.

Мне стало совсем не по себе. Время совсем не скручивалось, напротив, мне казалось, что оно растянулось до неимоверных размеров: может, прошел час, а может, и сутки.

Периодически Витька вскакивал с кровати, пытался выскочить из комнаты. Потом падал и погружался в забытье. Ко мне он обращался ис— ключительно как к ангелу смерти, а то и как к самой смерти. Это было ужасно. Мне начинало казаться, что я действительно не я, а какая-то посторонняя сущность. В один из тех моментов, когда Витька был в дреме, я взглянула на него, и мне показалось, что внутри него находится зеленый шар, так примерно в области живота. Внутри этого шара страдал маленький человечек. Этот человечек корчился от боли, прижимая маленькие ручки к голове, и беззвучно плакал. Смотреть на это было настолько страшно и болезненно, что я зажмурилась.

Когда я открыла глаза, человечка уже не было. Витька смотрел на меня с лютой злобой. Он начал шипеть как змея:

— Принес-с-с-си водки, иначе я тебя задуш-ш-ш-шу…