Все-все-все весёлые рассказы

– Ты знаешь, что визг неприятен, и поэтому работаешь, главным образом, этим номером. Но у меня есть свой номер: я затыкаю тебе рот, связываю руки-ноги и кладу на диван. Теперь: в тот момент, как ты кивнёшь головой, я пойму, что ты больше визжать не будешь, и сейчас же развяжу тебя. Но если это будет с твоей стороны подвох и ты снова заорёшь – пеняй на себя. Снова скручу, заткну рот и продержу так – час. Понимаешь? Час по моим часам – это очень много.

С невыразимым ужасом глядел Кися на своего строгого воспитателя. Потом промычал что-то и кивнул головой.

– Сдаёшься, значит? Развязываю.

Испуганный, истерзанный и измятый, Кися молча отошёл в угол и сел на кончик стула.

– Вообще, Кися, – начал Берегов, и железо исчезло в его голосе, дав место чему-то среднему между сотовым мёдом и лебяжьим пухом. – Вообще, Кися, я думаю, что ты не такой уж плохой мальчик, и мы с тобой поладим. А теперь бери книжку, и мы займёмся складами…

– Я не знаю, где книжка, – угрюмо сказал Кися.

– Нет, ты знаешь, где она.

– А я не знаю!

– Кися!!!

Снова загремело железо, и снова прорвалась плотина, и хлынул нечеловеческий визг Киси, старающегося повернуть отверстый рот в ту сторону, где предполагались сердобольные квартиранты.

Кричал он секунды три-четыре.

Снова Берегов заткнул ему рот, перевязал его, кроме того, платком и, закатав извивающееся тело в небольшой текинский ковёр, поднял упакованного таким образом мальчика.

– Видишь ли, – обратился он к нему. – Я с тобой говорил, как с человеком, а ты относишься ко мне, как свинья. Поэтому я сейчас отнесу тебя в ванную, положу там на полчаса и уйду. На свободе ты можешь размышлять, что тебе выгоднее – враждовать со мной или слушаться. Ну вот. Тут тепло и безвредно. Лежи.

IV

Когда, полчаса спустя, Берегов распаковывал молчащего Кисю, тот сделал над собой усилие и, подняв страдальческие глаза, спросил:

– Вы меня, вероятно, убьёте?

– Нет, что ты. Заметь – пока ты ничего дурного не делаешь, и я ничего дурного не делаю… Но если ты ещё раз закричишь, я снова заткну тебе рот и закатаю в ковёр – и так всякий раз. Уж я, брат, такой человек!

Перед сном пили чай и ужинали.

– Кушай, – сказал Берегов самым доброжелательным тоном. – Вот котлеты, вот сардины.

– Я не могу есть котлет, – сказал Кися. – Они пахнут мылом.

– Неправда. А впрочем, ешь сардины.

– И сардины не могу есть, они какие-то плоские…

– Эх ты, – потрепал его по плечу Берегов. – Скажи просто, что есть не хочешь.

– Нет, хочу. Я бы съел яичницу и хлеб с вареньем.

– Не получишь! (Снова это железо в голосе. Кися стал вздрагивать, когда оно лязгало.) Если ты не хочешь есть, не стану тебя упрашивать. Проголодаешься – съешь. Я тут всё оставлю до утра на столе. А теперь пойдём спать.

– Я боюсь спать один в комнате.

– Чепуха. Моя комната рядом: можно открыть дверь. А если начнёшь капризничать – снова в ванную! Там, брат, страшнее.

– А если я маме потом скажу, что вы со мною делаете…

– Что ж, говори. Я найду себе тогда другое место.

Кися свесил голову на грудь и молча побрёл в свою комнату.

V

Утром, когда Берегов вышел в столовую, он увидел Кисю, сидящего за столом и с видом молодого волчонка пожирающего холодные котлеты и сардины.

– Вкусно?

Кися промычал что-то набитым ртом.

– Чудак ты! Я ж тебе говорил. Просто ты вчера не был голоден. Ты, вообще, меня слушайся – я всегда говорю правду и всё знаю. Поел? А теперь принеси книжку, будем учить склады.

Кися принёс книжку, развернул её, прислонился к плечу Берегова и погрузился в пучину науки.

…………………………………………………………….

– Ну вот, молодцом. На сегодня довольно. А теперь отдохнём. И знаешь как? Я тебе нарисую картинку…

Глаза Киси сверкнули.

– Как… картинку…

– Очень, брат, просто. У меня есть краски и прочее. Нарисую, что хочешь, – дом, лошадь с экипажем, лес, а потом подарю тебе. Сделаем рамку и повесим в твоей комнате.

– Ну, скорей! А где краски?

– В моей комнате. Я принесу.

– Да зачем вы, я сам. Вы сидите. Сам сбегаю. Это действительно здорово!

VI

Прошла неделя со времени отъезда Талалаевых в Харьков.

Ясным солнечным днём Берегов и Кися сидели в городском сквере и ели из бумажной коробочки пирожки с говядиной.

– Я вам, Георгий Иваныч, за свою половину пирожков отдам, – сказал Кися. – У меня рубль есть дома.

– Ну, вот ещё глупости. У меня больше есть. Я тебя угощаю. Лучше мы на этот рубль купим книжку, и я тебе почитаю.

– Вот это здорово!

– Только надо успеть прочесть до приезда папы и мамы.

– А разве они мешают?

– Не то что мешают. Но мне придётся уйти, когда мама узнает, что я тебя в ковёр закатывал, морил голодом.

– А откуда она узнает? – с тайным ужасом спросил Кися.

– Ты же говорил тогда, что сам скажешь…

И тонкий, как серебро, голосок прозвенел в потеплевшем воздухе:

– С ума я сошёл, что ли?!

Надежда Тэффи Рис. С. Бордюга и Н. Трепенок

Кишмиш

Великий пост. Москва.

Гудит далёким глухим гулом церковный колокол. Ровные удары сливаются в сплошной тяжкий стон.