Все загадки истории

— «Луцилий! Чем дороже груз, которым владеет путешественник, тем более он заботится о спокойствии воли и благодарен Нептуну за это спокойствие. Так и философ: ему нужен мир в государстве, чтобы размышлять в покое, — и он благодарен тому, кто дарует этот мир…

Вот отчего я так забочусь о силе цезаря и славлю его власть!»

— Я не хочу! Я не хочу! — ползала по арене Венера.

— «Ты пишешь, — продолжал невозмутимо Сенека, — что он истребляет свою семью? Зато в его правление не подвергается посягательствам жизнь и свобода частных граждан. Зато совершенно исчезли политические процессы… А вспомни страшные времена Тиберия — Калигулы — Клавдия!»

— Как я люблю эту твою присказку, — улыбнулся Нерон.

— «Ты спрашиваешь, Луцилий, справедливы ли слухи об убийстве Цезарем Британика? Надеюсь, что нет. Но даже если так? Каков выход? Принять сторону его матери, мечтавшей заменить Цезаря слабовольным, юродивым Британиком и властвовать самой? Но это означало бы вновь вернуть Рим в страшные времена Тиберия — Калигулы — Клавдия».

— Но Тигеллин сказал… — начал Нерон и зашептал, указывая на Венеру. — Это все она! Мать! Мать натравила меня на Британика!

Брат — ее жертва!

И Сенека вновь увидел Нерона тогда, в анфиладах дворца. И услышал его отчаянный шепот: «А знаешь, зачем она это сделала?

Чтобы Рим узнал и меня ненавидел! Но Тигеллин сказал: она плетет заговор. Тигеллин сказал: мать подошлет ко мне убийц!..»

— И что ты мне на это ответил тогда, Сенека? — спросил Нерон.

— Я боюсь! Боюсь! — кричала Венера. Сенека молчал.

— Да… промолчал, опять промолчал, все прочитав в глазах волка…

Бедная мама, ты помнишь, как это было.

— Не надо! Я не хочу! Я боюсь! — визжала Венера.

— Успокойся, шлюха, — усмехнулся Нерон. — Я не видел, как убивали маму… Мама! Я ее любил. Презирал, боялся — и любил!..

И когда ты молча согласился на ее убийство — вот тогда я до конца тебя возненавидел! Ах, Сенека, какая это была женщина! Сколько я совершил покушений на ее жизнь? И она все-все избежала! Интуиция! И как живуча! Ну — кошка! В тот день она навестила меня на вилле, и я посадил ее на корабль. Корабль должен был развалиться в открытом море. И развалился. Но мама выплыла… Вот тогда я послал к ней убийц. Помнишь — осень, мы с тобой сидим у нашего камелька. Ты, как всегда, беседуешь со мною о добродетели. А я жду известий о маме… Знаешь ли ты, что такое ждать убийства матери? — И Нерон опустился у ног Сенеки и шептал: — Не оставляй меня, учитель! Говори! О путях самосовершенствования! Ну! Как тогда! Говори!!!

Сенека глухо начал:

— Есть три пути самосовершенствования. Путь размышления — самый благородный…

— Ах, как мудро!

— Путь подражания — самый легкий… И путь опыта — самый трудный.

— Да… Да. А я представлял: они уже отворяют двери в ее покои.

…И центурион обнажил меч. Прекрасная женщина не защищалась. С достоинством обратилась она навстречу оружию:

— Бей в чрево, которое его выносило.

Движение руки с мечом — и последний вопль…

— Не надо, — вопила на арене Венера. — Я боюсь!

Нерон ползал у ног Венеры, обнимал ее ноги, шептал:

— Мама… Бедное чрево… Я убил маму…

Он повалил Венеру в сверкающие опилки, он осыпал ее поцелуями.

— Мама… Тебя нет!.. Посмотри, какая у нее грудь, Сенека! Мама была Венера! А как она хотела царствовать! Она боялась моих баб.

Она так хотела царствовать, что ложилась со мною в одни носилки!

Она соблазняла меня!

— Замолчи, Цезарь!

— А ты опять не выдержал, — засмеялся Нерон. — Да, мама лежала мертвая, а я стоял над нею… и, хохоча и плача, обсуждал ее прелести…

Но боги молчали. Почему они всегда молчат? Может, они… как и ты… молча одобряли? Ну, судья, брат Диоген последний, почему не ударила молния в нечестивца?

— Ты — сказал?.. — ответил старик в бочке.

— Не понял! — усмехнулся Нерон и с размаху, страшно ударил его бичом.

— Не бей его, Цезарь. Он все объяснил, — сказал Сенека. — Он считает, что видимый мир — это всего лишь наше испытание…

— Я не знаю, то ли он сказал. Но ты, Сенека, как всегда, промолчал… И мы учтем это, определяя твою плату, — усмехнулся Нерон.

Из подземелья неслись негодующие крики.

— Ты слышишь, Сенека? — взвизгнул Нерон. — Они пришли за мной! Весь город знает: я убил маму! Весь Рим на ногах!

Крики из подземелья раздавались все громче, и Нерон бросился к центру арены.

— Когорты окружают дом! Они приговорят меня к казни матереубийц: они посадят меня в мешок с собакой, змеей и обезьяной!

И сбросят в Тибр! Я боюсь!.. А все Тигеллин. Это он натравил меня на маму! И ты это тоже хотел! Вы оба меня с ней ссорили! «Я боюсь!» — Нерон засмеялся. — Так я вопил тогда.

Он взглянул вниз — сквозь решетку.

Опустел пиршественный стол, пустые кубки валялись на мраморном полу. Люди кричали и били пустыми кубками по гулкому полу.

— Ну конечно! Им забыли добавить жратву и питье. И они негодуют, — усмехнулся Нерон, обращаясь к Амуру.

Амур бросился в темноту — исполнять приказание.

— Сейчас, миляги, сейчас, сердечные. — Нерон уже обращался к Сенеке: — И что ты мне ответил тогда?