- Может у вас появляется сыпь на коже от прямых солнечных лучей? Или слепит глаза?
- Ничего подобного. Я чувствую себя нормально.
Подозрение, что Хаарманн болен порфирией, окончательно развеялось. Никаких физических признаков этого заболевания у него не было. Единственным совпадением оставалось лишь явное психическое расстройство, выразившееся в питие крови.
- Зачем вы убивали молодых людей? - спросил профессор прямо. - Вам действительно была так нужна их кровь?
- Я не знаю.
- Что вы этим хотите сказать? - удивился он. - Вы убивали без причины, только потому, что хотели убивать?
- Я этого не помню.
- Вы не помните момент убийства?
- Нет, его я видел. А почему пил кровь... - И Хаарманн пожал плечами.
- Расскажите, что вы видели перед собой в момент убийства, что чувствовали?
- Я наблюдал это как бы со стороны, как в синематографе на экране. Я видел рану на шее, кровь, как замирает лицо.
- А что вы чувствовали в этот момент?
- Ничего. Я просто наблюдал.
- Питие кровь вызывало в вас чувство эйфории?
- Доктор, я простой мясник и не знаю таких умных слов.
- Я имел в виду радость, восторг, ощущение полета.
Но Хаарманн снова покачал головой, и добавил:
- Я ведь говорю, что не помню.
Когда профессор покинул комнату с заключенным, то ещё долго пребывал в замешательстве. Только что он видел человека, загубившего двадцать четыре юные жизни без причины и удовольствия. Да, психиатры отказались признавать его невменяемым, ведь он не рассказывал им об извращенных желаниях, связанных с кровью и смертью. Хаарманна считали хладнокровным убийцей. Пожалуй, так оно и было. Но если бы Хаарманн хотел лишь убивать своих любовников во время извращенного акта, то мог бы просто душить их. Но ему понадобилась кровь, и ни сам Хаарманн, ни профессор Метц, ни другие ученые, так и не могли понять почему.
Настал день суда. Когда приговор был вынесен, профессор Метц обратил свой взор на Хаарманна. На лице убийцы читалась оторопь, будто он не ожидал, что правосудие будет с ним столь строгим. А может он просто не верил, что вскоре его ждёт смертная казнь. Но через мгновение ступор прошёл, и Хаарманн рассмеялся так заливисто и зло, что многим присутствующим стало не по себе.
- Я всё равно вернусь! - крикнул он, прежде чем его вывели из зала. - Вы же знаете, вампиры бессмертны!
Его казнили рано утром на рассвете. Кто-то говорил, что его голову отрубили мечом, специально освященным по такому случаю в церкви. Но это были только слухи. На самом деле на шею Хаарманна опустилось лезвие гильотины. Ведь так повелось ещё с давних времён - вампира нужно обезглавить, чтобы он никогда более не тревожил живых.
Палач, как и обещал, отдал голову ученым. Одни рассчитывали доказать математическим способом, что пропорции лица Хаарманна свидетельствуют о его врожденной склонности к насилию, другие надеялись выявить склонность к вампиризму в клетках его мозга. Профессор Метц относился к последним. Связь кровопийства и отдельных частей мозга с недавних пор стала для него глубоко личным вопросом.
Когда профессор Метц вернулся из поездки в Ганновер домой, у порога квартиры его встретила Сандра. Помогая отцу распаковывать багаж, она осторожно вынула склянку из саквояжа.
- Что это? - глухим голосом спросила она, разглядывая, что же плавает в растворе.
- Это? - спохватился профессор, - ничего, милая, просто препарат, мозг.
- Я вижу, папа, что это мозг. Но почему он такой отвратительный.
Профессор Метц озадаченно глянул в склянку, а потом снова на дочь. Сандра попятилась от стола, на который поставила препарат и обхватила голову руками.
- Почему мне страшно? - жалобно вопросила она. - Будто волосы встают дыбом и холод по спине. Папа, убери его!
- Хорошо, Сандра, хорошо. - И он суетливо сунул склянку обратно в саквояж, лишь бы успокоить дочь, вот-вот готовую разрыдаться. - Не волнуйся, я сейчас же унесу её в университет. Только переоденусь и унесу.
Сандра поспешила запереться в своей комнате. Профессор Метц так и не решился сказать дочери, что этот мозг принадлежал "ганноверскому вампиру". Теперь он четко уяснил, что чувства Сандры обострились настолько, что она всем нутром ощутила чужеродную ей самой сущность Хаарманна и пугающую природу его естества. И оттого профессору Метцу стало спокойнее на душе - значит, его дочь никогда не будет кровожадным чудовищем. А мозг Хаарманна наверняка даст ему ключ к пониманию, какой же дефект в организме заставляет смертного человека желать чужой крови. Может именно здесь, в склянке с раствором, и хранится первопричина порфирии королевских особ - её разгадка и лечение?
18