Все зависит от нас

— Хальт! Хенде хох!

В полутьме строения что-то звякнуло, бумкнуло и задребезжало, а испуганный тонкий голос охнул:

— Ой, лышенько!

И всё затихло. Кхм... похоже что не немцы, но соваться всё равно как-то стремно... По уму — гранату бы катнуть, только судя по голосу, там или ребёнок, или деваха. И когда испугались, то крикнули вовсе не — «о майн гот», значит — не немцы. Но с другой стороны вдруг там и фрицы присутствуют? Поэтому не суясь в проём и показав Геку, чтобы не расслаблялся, громко сказал, на этот раз по-русски:

— Кто там есть, выходи по одному, а то гранату кину!

Опять что-то звякнуло и уже другой женский голос крикнул:

— Не надо гранату, мы свои!

Хе, похоже действительно наши. Пригнувшись, я вошёл в сарай и увидел, что там, возле перевёрнутого, исходящего паром котелка, стоят три замотанные в платки фигуры. Девчата, лет по двадцать. Одна из них увидев мою форму прерывисто выдохнула и сказала:

— Леська, Стешка, это точно наши

и уже обращаясь ко мне

— вы нас так напугали, мы сначала подумали — немцы опять вернулись...

Я с удивлением разглядывал девушек, а потом поинтересовался:

— Вы откуда здесь взялись? Или из угнанных? Тогда почему в комендатуру не пошли? Там бы вам помогли...

— А мы товарищ командир только вчера вечером из Буглайна сюда пришли. Там сейчас стреляют сильно, вот нам один дяденька солдат и посоветовал уходить на восток.

После упоминания про дяденьку солдата, я пригляделся получше и скинул возраст девчонок года на три — четыре. Они просто грязные и измотанные, а так им лет по шестнадцать не больше. Глядя, как они жмутся друг к другу и преодолевая спазм, внезапно перехвативший горло спросил:

— Девчата, а почему в сарае то сидите? Почему в дом не пошли?

— Нам, в господские дома запрещено заходить. За это убить могут.

Кхк... Я только глаза вытаращил, не находясь что сказать, поэтому вступил Пучков:

— Вы что, здесь же наши кругом, какие ещё господские дома? Кто вас убьёт?

Говорившая потупилась и тихо ответила:

— Это да, только мы за два года привыкли, что в усадьбу, пока не позовут, входить нельзя... Нам это накрепко вбили...

Твою мать! В этот момент, у меня как-то резко пропало всё сочувствие к гражданским немцам. Значит лебезите суки? Вот так теперь и будет! Ведь в этих девчонок не каратели и не эсэсовцы «вбивали» понятия про «господские дома» и про то, как положено вести себя рабам с востока. Обычные законопослушные и чадолюбивые главы семей этим занимались. Чувствуя, что от этих мыслей меня начинает трясти внезапно нахлынувшей яростью, резко сказал:

— Слушай меня девочки. Быстренько собирайтесь и пошли в дом.

Пока бывшие рабыни увязывали свои узелки, с сожалением поглядывая на опрокинутый котелок с каким-то варевом Лешка тронул меня за руку:

— Командир, в «уазике» НЗ есть, я принесу?

— Само собой, мухой давай, мы в гостиной будем...

А потом мы кормили отощавших девчат разными вкусностями. То есть, это для них обычные консервы — деликатесами казались. Стеша, самая младшая из подруг, похожая на маленького взъерошенного воробушка, в своей деревеньке, находящейся в Западной Белоруссии, такую штуку как сгущённое молоко, пробовала один раз в жизни. В сороковом году, ей отец из города подобное лакомство привозил. И теперь, глядя на эту пигалицу, которая тоненьким слоем мазала белую тягучую массу на галету, сначала умилился, а потом не выдержав сказал:

— Эй, ребёнок, я ведь каждой по банке дал, чего ты её размазываешь? Так и вкуса не почувствуется.

На что она ответила, серьёзно глядя на меня:

— Нет, дяденька командир, очень даже чувствуется. Спасибо вам, храни вас господь...

Я опять сглотнул комок и погладив её по голове отвернулся... Пипец вам фрицы настал! За время войны, разных зверств насмотрелся по уши. Но они творились солдатами вражеской армии и чего-либо другого я от них и не ожидал. Только ведь здесь гражданские немцы были! А девчата рассказывали, что у них даже не хозяин был, а хозяйка. Причём, у неё было трое детей. Двое мелких пацанов и дочка — ровесница пригнанным с Союза девчонкам. И вот эта муттер, четвёртую рабыню — тихую украинку с Полтавы, насмерть кнутом забила, за то что она за свиньёй не уследила и та простудилась.

— А Галя не виновата была. Она от голода совсем слабая стала, а свинья огромная, её с ног сбила и убежала. Галя её всю ночь искала, сама заболела, но нашла... А потом хозяйка про это узнала и избила Галю. Но когда свинья кашлять начала, то ещё раз Галю кнутом так исхлестала, что у неё горячка началась, а через два дня она умерла...

Лёха, который внимательно слушал девчонок, вдруг рывком встал с места и вышел из комнаты. Я показав рукой, дескать — кушайте, кушайте, рванул за ним. Только далеко бегать не пришлось. Пучков стоял упёршись лбом в стекло и когда я подошёл к нему резко повернувшись сказал:

— Командир, я их своими руками душить буду. Всех этих бюргеров, муттеров, фатеров, господ! Это не люди!

Я его в этом начинании поддерживал, но задавив в себе все чувства, сказал: