Хозяина дома звали Влад. Он долго водил нас по дому и показывал огроменные залы и многочисленные спальни, все стены которых совсем недавно были выкрашены в одинаково сочно-зеленый цвет. Чему Артём да и все мы очень удивились, а Влад пояснил, что для продажи главное – чистота, а новые хозяева пусть красят во что угодно, потому что краску в таком количестве им удалось достать почти даром, прямо с производства, при условии, что они возьмут именно этот цвет. Продали ее им в «левых» бочках и, очевидно, незаконно, но его это совершенно не волновало, потому как в их семье лишних денег нет.
Из-за ремонта большая часть мебели была кое-как втиснута в две комнаты, но несколько массивных кроватей и шкафов остались на своих прежних местах. Больше всего меня поразила кровать с балдахином: деревянным каркасом с резными украшениями на столбах и толстыми складчатыми золотистыми шторами, ниспадающие полы которых были подвязаны в углах белыми шелковыми лентами с кистями, и одна из ванных комнат со старинной ванной на медных ножках под квадратным распашным окном.
В остальном я почти ничего не видела. Помещения, лица, голоса – все расплывалось в тумане. Я чувствовала, что сильно устала, но, глядя на жизнерадостную, энергичную Зою, признаться в этом никак не могла. Поэтому тенью таскалась за всеми по этажам, а когда Артём спрашивал, нравится ли мне, отвечала, что «очень». Однако на третий этаж не пошла. Оттуда сильно тянуло запахом краски, и меня снова затошнило.
Села на декоративную кушетку и бездумно выпала из времени, а очнулась с абсурдным ощущением того, что все уехали и бросили меня одну в этом чужом и непонятном доме. Как будто теперь я его пленница и больше никогда отсюда не выберусь.
Запаниковав, я выбежала в коридор и стала звать Артёма. Как если бы снова попала в тот полуразрушенный корпус и слышала зловещее хлопанье дверей.
Посреди гостиной залы с колоннами и камином напротив друг друга стояли здоровые дутые диваны и кресла. Балконная дверь была распахнута настежь, и через нее в комнату проникал сухой нагретый воздух.
Сам балкон оказался просторным, каменным, тянущимся вдоль всего внешнего фасада дома, с полукруглой площадкой над крыльцом. Отсюда была видна значительная часть сада, подъездная аллея, фонтан со скульптурой античной девушки и ворота. В воздухе витал насыщенный аромат цветов. В отдалении повсюду плотной стеной возвышался лес.
Возле въезда в гараж я увидела Пандору. Это означало, что меня никто не бросал, и я устыдилась своей растерянности.
Отчего Зоя, которая старше меня всего на год, чувствовала себя совершенно свободно и самостоятельно, а я, оставаясь без Артёма, металась в ужасе, как потерявшийся в торговом центре ребенок?
– Нашлась! – крикнул кто-то за спиной.
Я обернулась и увидела Макса.
– Ты чего спряталась?
– Просто вышла подышать. От краски голова идет кругом.
– Чернецкий всех переполошил: «Караул! Дите потерялось», – он ехидно усмехнулся.
– Максим, зачем ты настраиваешь его против меня? Я думала, мы друзья. После Артёма ты мой самый лучший друг. Извини, я слышала ваш разговор в больнице.
Я определенно была не в себе, раз высказала ему это так прямо, но он ничуть не смутился.
– Если слышала, то и ответ знаешь. Я тебя тоже нежно люблю, но Артём увлекающийся и азартный, ты – чувствительная и впечатлительная, и вы постоянно подогреваете друг друга. Чернецкий мне не чужой, а случай с корпусом – это не просто тревожный звоночек. Это набат. Продолжите в том же духе – кто-то обязательно пострадает. Можешь обижаться на меня, но я сказал честно.
– Я не обижаюсь. Просто это какая-то ловушка. Я никогда не думала, что так бывает. Ведь, когда люди любят друг друга, все должно быть прекрасно.
– С этим не ко мне. Я не знаю, что нужно делать в таких случаях, но градус определенно стоит снизить. Только не спрашивай как. Попробуй поговорить с Зоей. Кажется, она разбирается в таком.
Обедали мы в столовой зале. Стол был из темного дерева, массивный и длинный, как в кино про средневековые замки. Над ним висела хрустальная люстра с подвесками. В одном углу возле окна стояло черное пианино и напольные часы с маятником. В другом – шкаф для посуды. Штор на высоких окнах не было, и жаркое дневное солнце заливало весь зал. Но каменные стены хранили естественную прохладу, и поэтому дневное пекло в доме ощущалось не так сильно.
Все мы сидели на таком расстоянии друг от друга, что можно было спокойно расставить локти в стороны и все равно еще осталось бы место. Эхо от звона приборов и голоса гулко разносились по залу.
Артём отлично вписался в эту аристократическую обстановку, и, хотя брезгливость, с которой он ковырял останкинские пельмени, сложно было скрыть, роль потомственного дворянина удавалась ему отлично. Вероятно, это составляло неотъемлемую часть его прошлой жизни и воспитания. Того, чем жили его родители и на чем он рос.