Все женщины — химеры

Он нехотя слез сам, я усадил его под дерево, Рундельштотт сумел покинуть седло сам и подошел к нам достаточно бодро. Под действием алертина даже не волочит ноги, глаза блестят, голос стал звучным, как у полководца.

— Его надо перевязать, — велел он.

— Сперва обработаем рану, — ответил я. — Фицрой еще не понял, что воротник надо натягивать и на морду.

Фицрой поморщился, Рундельштотт не понял, к счастью, не видел, как стрелы ударили Фицрою в спину и отскочили. Пришлось бы объяснять, что и заколдованную рубашку тоже нашли среди мусора в другом углу его лаборатории.

Я сцепил челюсти: рана в голове достаточно глубокая и достаточно широкая, хорошо, стрела на излете и по черепу только чиркнула.

— Красиво, — заверил я бодро. — Не совсем симметрично с той, что на другой стороне, но я могу подправить… Мастер, подайте мне нож! Я сделаю и вторую такой же длинной…

— Я те сделаю, — пригрозил Фицрой. — Ишь, скульптор!.. Красоту ему подавай.

— Ты же любишь красивое, — упрекнул я.

Глава 8

Он закрыл глаза, а я наложил на рану пластырь, что теперь в поясной аптечке любого десантника, не только мигом останавливает любое кровотечение, даже артериальное, но и помогает стремительному заживлению.

— Прохладно, — проговорил он слабым голосом. — Это опять то?

— Опять, — согласился я.

— Хорошо заживает…

— Неплохо, — согласился я. — Но если уши срубят, вряд ли отрастут. А если и отрастут…

— …то что?

Я ответил с сочувствием:

— То уже не человечьи, сам понимаешь.

Он сказал испуганно:

— Но-но, тоже мне лекарь! Простые уши и не отрастут?.. А какие отрастут?

— Тебе лучше пока не знать, — сказал я. — Спокойнее спать будешь. Отдыхай пока. Ты потерял много крови, потому холодно. Подожди с годик, начнется заживление. С той стороны морды уже и не чувствуешь? Ну вот, и с этой завтра-послезавтра все зарастет.

Рундельштотт поинтересовался с беспокойством:

— Эта штука поможет?.. Рану все-таки нужно перевязать.

— Да, — согласился я. — А то ветки могут сковырнуть пластырь. Хотя он так вцепился, что теперь весь влезет в рану.

Фицрой прошептал:

— Что, буду ходить с этим торчащим хвостиком?

— Это красиво, — сказал я. — Как перо на шляпе! Только прямо из головы. Всяк засмотрится. А я скажу, что у тебя там много перьев, просто одно вылезло наружу…

Рундельштотт сказал непонимающе:

— Но как же…

Фицрой сказал стонуще:

— Мастер, вы слишком многому его научили. Теперь он совсем охамел, видите?

— Растворится, — пообещал я Рундельштотту. — Превратится в молодое мясо, что заполнит канавку. Фицрой, ты же не чувствуешь уже боли, признайся?

Морщась, Фицрой осторожно пощупал кончиками пальцев рану, на лице проступило изумление.

— А ты откуда знаешь? На тебе же ни одного шрама!

Я ответил скромно:

— Шрамы я оставляю другим.

— Надо запомнить, — ответил он. — Ты же не сам придумал, верно?

— Угадал, — сообщил я. — Ну, можем ехать?.. Там есть и стимулятор, ты сможешь ехать до ночи, а потом свалишься.

— И помру?

— Не надейся, — сказал я безжалостно. — Ты нам еще нужен. Разве что потом, когда приедем… Или ты мне что-то должен? Тогда живи…

— Ну спасибо…

— Отоспишься, — сообщил я, — и будешь как огурчик. А через недельку там останется только шрам. А то и раньше.

Деревья пошли странно и неприятно голые, ветки часто опускаются до земли, собирая не только паутину, но и лесной мусор, а когда начали объезжать, вообще забрались в дебри.

Рундельштотт сказал слабо:

— Я мог бы это убрать… но если в погоне есть хотя бы слабый маг, нас учуют.

— Тогда не надо, — сказал Фицрой до того, как я открыл рот. — Так мы вроде бы сбили их со следа. Ничего, выберемся. Со льдом была вообще просто песня!

Рундельштотт пробормотал:

— Вообще-то маги в первую очередь стараются искать заклятия, что действуют на людей…

— Это и понятно, — ответил Фицрой, — но сделать ледяную дорожку через всю реку… А тот маг, что преследует нас с отрядом, он так не может?

— Это очень редкое заклятие, — ответил Рундельштотт. — К тому же маг не может ухватить все… Чем больше узнает, тем сильнее сужает для себя работу. Есть маги, что умеют работать с животными, но не могут с людьми, а тем более никто из них не сумеет заморозить реку, каким бы ни был сильным. Всегда приходится выбирать!

— А жаль, — сказал Фицрой. Оглянулся на меня. — Юджин, чего молчишь? Тебе жаль? Ты пока свою дорогу не сузил?..

— Не знаю, — ответил я честно.

— Не сузил, — заверил он. — Ты же можешь убивать магией, а можешь и лечить, как вон меня. А когда станешь сильнее — сможешь что-то одно. Что выберешь?

Я буркнул:

— Замолчи, противный. Подумай лучше, где нам заночевать, чтобы нас не отыскали.

Он зевнул.

— Им самим нужно будет думать, где заночевать. Это еще если как-то сумеют перебраться на этот берег! Но если пойдут к мосту, нас потерять будет еще легче. Как думаете, мастер?

Рундельштотт повел в его сторону задумчивыми глазами.

— Думаю, что если зеленая луна пройдет под вектором в сорок градусов к красной, то сила ее воздействия возрастает вдвое, а если под сорок пять, то почти не скажется… Как думаете, это верно?

— Думаю, — ответил Фицрой дипломатически, — вам виднее, мастер!