Все зло в шоколаде!

Более-менее успешным оказался опрос мудреца и в части главной проблемы жизни маленькой княжны Ивэйды: «Почему ее бросила мать?» Оказывается, чтобы кровь чада проявилась, сородичи должны дистанцироваться от ребенка лишь на некоторое время. Такая изоляция дает возможность проснуться, хм, настоящему аппетиту и почуять добычу. Пока рядом присутствует хоть один вампир Темного Искуса, никакого голода юный потомок не ощущает вовсе. Обычно для толчка бывает достаточно короткого периода относительной изоляции в пору первого совершеннолетия. Поэтому, как сейчас начала подозревать Иришка, мать покинула Ивэйду в младенчестве не по каким-то высоким мотивам, просто ей до смерти надоел недалекий, хоть и красивый супруг, повернутый исключительно на охоте. Очевидно, папаша у Ивки был совершенно несъедобным для жены, так что она даже кулинарного удовольствия от общения получить не могла. Вот и ушла по-тихому в поиске места, где бегает пища повкуснее, а подрастающей дочке остался неконтролируемый, не проявленный толком по причине незрелости организма голод.

То ли мама Ивке попалась бракованная – безалаберная свистушка, то ли такое поведение вообще считалось нормой для вампиров Темного Искуса. Вроде как испытание-посвящение: сможешь постигнуть, освоить и выжить – достоин, нет – это Спарта! – загибайся с голодухи. Насчет особенностей родительского поведения статистика у нейдлая отсутствовала. Иринка специально уточнила и свои выводы сделала.

Пусть сейчас она детей заводить не собиралась, даже подходящей кандидатуры в папаши под рукой не имелось, но, помня муки княжны Ивэйды, попаданка твердо была уверена в одном: своего ребенка она ни за что не бросит. Обычай? Плевать на обычай. Правила? К черту такие правила! А если кому не нравится, пусть идет в то самое место, где темно и неасфальтировано, и это не микрорайон-новостройка.

Успокоившись на свой счет, Иринка сосредоточилась на настоящем. Карета приближалась к резиденции наместника.

Между прочим, рыжий сынишка трактирщика не соврал. Вокруг особняка и впрямь имелся неплохой сад, как раз во вкусе Иринки – то есть выглядевший не обкромсанным издевательством над природой, а почти естественно. Аккуратные дорожки, газоны, клумбы, кусты, деревья, беседки – все сочеталось друг с другом и глаз радовало.

И трехэтажный «скромный домик» лорра Келдирета оказался внушающим уважение: светло-серый камень, более темный материал пошел на отделку лестниц, совсем светлый для оконных проемов, а немногочисленные декоративные элементы отливали благородной бронзой. Здание казалось приосанившимся строгим лордом, суровым, но не чуждым элегантности.

Лекарь с нестариковской прытью первым выскочил из кареты, не дожидаясь окончательной остановки и замешкавшегося лакея. Сам же выпустил Иринку. За собой, правда, он ее не поволок. Даже на буксире намертво вцепившейся пятерни не потащил. Но выглядел столь встревоженным, что попаданка сжалилась над пожилым врачом и сама прибавила шаг.

Дешуран сильно переживал, и, как подозревала девушка, не только за помирающего от неизвестного яда парня – это-то само собой. Но и по поводу проистекающих из его возможной кончины череды неблагоприятных последствий. Репутация целителя-неудачника – раз, возможно, даже потеря права на врачебную практику, гнев наместника – два, в итоге потерянное теплое место с постоянным доходом и возможностью научных изысканий – три.

Просторные залы, лестницы и коридоры, сквозь которые Иринка фактически пробежала, почти не отложились в памяти. Красиво, чисто, паркет, почти музейный классицизм, только статуй римских и беломраморных колонн не хватает. Так и хочется бахилы надеть или поискать стойку с выдачей тапочек.

И вот уже попаданка оказалась в апартаментах умирающего парня, у его ложа. На двуспальной кровати с поднятым пологом лежала жертва несчастной любви. Тонкий в кости симпатичный юнец, над верхней губой которого еще даже не начали пробиваться усики, длинные волосы цвета спелой пшеницы, когда-то скрепленные косами у висков по эльфийской моде, а сейчас просто растрепанные, разметались по подушке влажными прядями. Запекшиеся и обкусанные до крови губы пересохли. Темно-каштановые ресницы, длинные тени от которых лежали на щеках, прикрывали веки беспамятного. Свет, льющийся сквозь высокое окно-цветок, красок жизни на лицо Селрика не добавлял.

Батарея мензурок, флаконов, пузырьков на столике рядом служила иллюстрацией тщетности лекарских потуг на грани и за гранью эксперимента. Две сиделки – парочка насмерть перепуганных горничных – вскочили при появлении лекаря и синхронно попятились к двери с облегчением на выразительных мордашках. Смотреть, как помирает молодой лорр, девицам совсем не хотелось. В таком деле для прислуги лучшее место в задних рядах, чтоб ненароком не коснулось крыло высокого гнева.

– Ради Лайшеаллы, лорра, молю! – выдохнул нейдлай, заломив все четыре руки.