Все золото Колымы

Мы терпеливо ждем звонка от экспертов. Тишина заполняет кабинет, и наши настроенные на потрескивание телефонного аппарата уши ловят все учрежденческие шумы.

Первым успел схватить трубку все-таки Володька. Его реакции можно позавидовать. Выслушивая что-то по телефону, он на секунду повернулся ко мне и сказал шепотом:

— Быстро дуй за экспертизой. Кажется, готово...

Наверное, не прошло и полминуты, как я проделал весь путь по коридорам и лестницам туда и обратно.

И вечно мой друг желает быть первым! Только я приготовился к зачитыванию экспертизы вслух, как он выхватил из рук листок и принялся молча изучать написанное, лишь изредка комментируя текст:

— Ну, это не интересно... Это тоже... Ага, вот: «При исследовании каких-либо прижизненных повреждений и заболеваний, которые могли бы привести к смерти, не обнаружено. Поэтому установить причину смерти не представляется возможным...» Наука бессильна! А вот это уже интересно, послушай: «Учитывая данные предварительных сведений о месте обнаружения трупа, местные метеорологические условия, время года, а также развитие изменений, примерно одинаково выраженных как на туловище, так и на конечностях, следует считать, что тело находилось под снегом примерно пять-восемь месяцев...» Вот, по таблице Беца вычислен рост убитого. Ты знаешь, он не великан: сто семьдесят — сто семьдесят три сантиметра. И вот последнее: «При исследовании установлено, что на нижней челюсти удалены три зуба. Степень заращивания лунок позволяет определить, что пятый зуб слева удален приблизительно за шесть месяцев до наступления смерти... Примерно за месяц до гибели на второй зуб справа поставлена коронка...»

Я жадно поглощаю эту скудную информацию, по привычке прикидываю, за что бы тут покрепче уцепиться. Но цепляться особенно не за что. Вот разве что время, когда совершено убийство, — лето или осень прошлого года.

3.

Начинают приходить ответы на наши запросы, посланные во все районные отделения милиции области. Мы решили выяснить, во-первых, кто выехал летом и осенью прошлого года насовсем, официально выписавшись в паспортном столе и указав пункт, куда переезжал. Во-вторых — и это была более важная для нас группа, — кто уехал в отпуск и не вернулся. Третья категория людей тоже представляла для нас интерес — кто пропал и разыскивался органами милиции по заявлениям родственников.

Большой лист ватмана мы с Киселевым разделили на три неравные графы. В первую, самую большую, заносили выбывших официально, постепенно вычеркивая те фамилии, обладатели которых, как выяснилось, благополучно проживали в местах, указанных при выписке. Во второй, тоже не маленькой графе помещались фамилии граждан, не пожелавших вернуться на Север из отпуска. Третья была меньше всех. Летом и осенью прошлого года пропали пенсионер и молодой парень из Магадана. Однако, пока мы занимались составлением этой «ведомости», и тот и другой нашлись. Первый объявился у своих родственников в Белоруссии, второй написал покаянное письмо из Владивостока, сообщив родителям, что уехал вслед за своей девушкой, которую те не хотели в жены своему сыну, и все-таки женился на ней.

Итак, осталось всего две графы. Время от времени Вовка, чертыхаясь, вынимал чистый лист бумаги и переносил туда фамилии, оставшиеся после проверки, потому что «ведомость» становилась слишком грязной. Меня не покидало ощущение, что мы с другом пустились вплавь по морю, надеясь достичь противоположного берега, и притом делали вид, будто это возможно.

Настал день, когда лист бумаги был заполнен начисто и окончательно. Списки перестали убавляться и прибавляться, но, смотря на них, я понимал, что толку от них не будет, если не появится какой-то новый ход, которого пока нет. Где и как разыскивать каждого? А если не разыскивать каждого, по какому принципу отбирать наиболее вероятные кандидатуры, чтобы по крайней мере сузить район поисков?

Эти вопросы занимают наши с Вовкой тяжелые головы.

— Да... — Он вздыхает. — Еще не начали искать преступника, а уже пахнет нашей паленой репутацией.

Меня немного раздражают его заботы о репутации, которые, как мне кажется, только мешают думать о деле. И я не выдерживаю.

— Слушай, пошли к шефу, а?

Вовка резко поворачивается.

— С ума ты сошел, что ли? Значит, лапки вверх — за подмогой?

— Не вижу в этом ничего ужасного. Пришли посоветоваться, вот и все.

— Хоть бы какое предложение за душой было... — В голосе друга мне чудится колебание, и я спешу убедить его.

— Понимаешь, лучше сейчас пойти, когда какая-то работа проделана. По горячим следам. В конце концов, он же сам предлагал помощь, вполне искренне и доброжелательно. Что важнее — дело или твоя драгоценная гордыня?

Вовка страдальчески морщит лицо. Потом вдруг оно светлеет:

— Слушай, старик, а не сходить ли тебе одному? Ну, не могу я, понимаешь...

Я обреченно плетусь к начальнику, утешаясь тем, что принимаю огонь на себя в интересах дела.

Шеф ничуть не удивился тому, что я воспользовался его приглашением довольно скоро. Я рассказываю о наших поисках и разворачиваю перед ним разграфленный лист ватмана.