Всегда буду рядом

И я согласилась. В назначенный день Генри прислал за мной машину с водителем. Уже по одному этому можно было бы понять, что меня ожидает, но я отчего-то не сделала соответствующих выводов и думала, что тот подвезет меня к какому-нибудь симпатичному уютному домику с розовыми кустами у забора и обросшими мхом каменными ступенями, которые так любили изображать на английских поздравительных открытках. Но черный «Бентли», попетляв сначала по запруженным автомобилями лондонским улицам, а затем радостно, словно застоявшийся в стойле жеребец, вырвавшись на пустынную пригородную дорогу, наконец затормозил у старинных кованых ворот, за причудливой решеткой которых можно было рассмотреть такой огромный старинный особняк, что я даже закашлялась от неожиданности.

Все происходящее казалось мне приветом из времен королевы Виктории. Высокий благообразный слуга в белых перчатках, распахнувший перед нами ворота, двухэтажный дом, построенный в виде буквы П и сложенный из какого-то странного, серого с розовым отливом камня. Широкая, полукругами расходящаяся в две стороны лестница, с верхних ступеней которой махал мне Генри. Крыша, увенчанная декоративными башенками, под скатами которой виднелись окна мезонина. Ведущая к дому подъездная аллея, вдоль которой росли величественные столетние буки. Роскошный ухоженный сад, в листве которого виднелись освещенные солнцем силуэты белых статуй. Все это дышало уверенным многовековым аристократизмом. Очевидно было, что семья Генри жила в этом замке много веков, что здесь увидели свет его прадеды и прабабки. Никакому самому богатому нуворишу не под силу было бы выкупить такой особняк.

Генри встречал меня на крыльце. На этот раз он был не в костюме, а в светлых брюках и белом пуловере, в вырезе которого виднелась его покрытая легким загаром шея. Голубые глаза, еще более яркие на потемневшем от солнца лице, смотрели открыто и приветливо.

– Генри, – поздоровалась я, выйдя из машины. – Вы меня не предупредили, что я попаду в настоящий замок. Признавайтесь, вы – королевских кровей?

– Если честно, – чуть смущенно рассмеялся он, – наша семья действительно состоит в дальнем родстве с королевской. Мой далекий предок, Вильям Кавендиш, был первым герцогом Ньюкасл.

– А мой предок, Ванька Мельников, сын хозяина зажиточного казачьего хутора, влюбился в девку, что работала у них батрачкой, разругался с отцом и ушел с ней жить в город, – зачем-то рассказала я.

– Значит, натура у вас бунтарская по наследству? – спросил он.

– С чего вы взяли, что у меня бунтарская натура? – удивилась я. – Мы с вами видимся всего лишь второй раз.

– По вашим книгам, – улыбнулся Генри. – Ну, пойдемте же в дом.

Поначалу я чувствовала себя с этим человеком неловко. Для меня естественным было подмечать за людьми, с которыми я общалась, малейшие странности, характерные особенности, привычки – я делала это даже неосознанно, все впоследствии должно было стать материалом для моих книг. Но в поведении Генри, казалось, никаких индивидуальных черт просто не было. Такой типичный английский джентльмен-аристократ, очень вежливый, очень воспитанный, холодноватый, спокойный. Мне, однако же, не верилось, что он и в самом деле такой – отстраненно-идеальный, скорее думалось, что все это – очень хорошо подогнанная маска и выглянуть из-за нее он позволяет себе только в присутствии самых близких людей. И я, неизвестно почему, вдруг невольно позавидовала этим людям, тем, кому позволено бывает увидеть Генри Кавендиша настоящим.

Мы поужинали (вокруг стола сновал молчаливый лакей в безупречно белой манишке), прошлись по саду – тому самому ухоженному роскошному саду, который я разглядела еще от ворот. Генри смущенно сообщил мне, что является крайне плохим хозяином и благоустройством родового поместья занимается в основном управляющий, с которым ему, правда, очень повезло. Сад и в самом деле поражал своим великолепием и по-весеннему благоухал цветами. Меня так и тянуло погладить кончиками пальцев нежные розовые бутоны рододендронов.

Когда стемнело, мы переместились наконец в кабинет Генри, где стоял большой, загадочно поблескивавший в тусклом свете лампы черным лакированным боком рояль. Генри кивнул мне на кресло:

– Располагайтесь, Влада.

А сам сел к роялю, помолчал несколько секунд и вдруг признался:

– Я немного волнуюсь.

– Бросьте, Генри, – рассмеялась я. – Не будете же вы утверждать, что впервые играете для кого-то свое произведение.

– Да уж, это было бы странно, – весело согласился он. – Нет, просто… Ваша книга глубоко тронула меня, она настолько… не романтичная, если можно так выразиться, не глянцевая. И мне очень хочется, чтобы музыка, которую я услышал, читая его, нашла отклик в вашей душе. А вообще, хватит предисловий, просто слушайте!