Кузницина уставилась в зеркало. Там, слегка освещённый далёкой лампой, угадывался образ уставшей девушки с длинными спутанными волосами цвета зрелых колосьев. Глаза, подчёркнутые тёмными кругами теней, блестели. Обычно серо-зелёные, сейчас они казались карими.
Милый Вадюша! Надо извиниться за истерику. Анюта выбрала нужный контакт, подождала. Не отвечает. Надо матери Вадика домой позвонить. Он съехал со съёмной квартиры неделю назад и теперь обитал у неё.
Набрала номер. Долго-долго слушала гудки, рисуя пальцем по зеркалу. Круг за кругом обводила едва различимое отражение встревоженного лица. Пришлось положить трубку, так и не пожелав спокойной ночи любимому человеку.
Любимому? В кровати долго ворочалась. В голове вертелся давний спор с Люськой. Та, хоть и была младше на пять лет, обожала поучить подругу-растяпу. Не обидно: весело, с шуточками распекала. Рожицы делала прикольные: то изображала постно-вытянутое лицо Анютиного кавалера, то глуповато хлопала глазами и жеманно поводила плечиком, копируя саму Аню.
– Люська! Чего ты в артистки не пошла? – хохотала Аня. – «Камеди вуман» по тебе плачет, честное слово!
– Тему-то не захлопывай! – горячилась Шалунья. – Кто тебе правду скажет, если не я?
– Ой, да желающих предостаточно. Мать пилит, бабуля намекает, вон, тётки из нашей смены тоже норовят, не говоря уже о Захаровне.
– Не равняй! Они из зависти, а я по дружбе.
Советы Люси сводились к тому, что Вадима надо бросить. Потому как любви никакой нет. Не то чтобы совсем нет, а у Ани к её ухажёру.
– Пойми, чудо! Девушке лучше быть свободной, чем в паре с мямлей. Он и предложения не делает, и под ногами путается. Вроде как ты ему обязана. А ты не обязана! Найди нормального!
– Да где же? Нормального-то? Принцев на всех не хватает.
– Глаза разуй! Вон, хоть мастер наш…
Мысли перескочили на мастера Митю Кедрова. Люська не догадывалась, что, когда Кузницина пришла работать в НПО, Кедров ей очень нравился. В то время ему было под тридцать. Аккуратный, вычищенный, вечная природная укладка вьющихся тёмных волос, никогда не догадаешься, что холостяк. Но вскоре выяснилось, что даже малейшего шанса на отношения с мастером у работниц нет. Митя контактировал с подчинёнными исключительно по делу. Шутки, подколки, заигрывания оставались без ответа, будто не слышал. Игривых взглядов, откровенных нарядов и случайных прикосновений не замечал. Истукан, да и только! Кузницина с месяц пострадала, потеребила душу несбыточными мечтаниями да успокоилась. Благо в чайные перерывы работницы любили позлословить о начальстве, и до новенькой дошло, что Митя – тупиковый вариант.
Луна пялилась в окно, нагло светила прямо в глаза. Аня встала задёрнуть занавески плотнее и выглянула во двор. Никого. А что, собственно, хотела увидеть?
Послышались шаги.
– Нюра, – мамин голос, – чего не спишь?
Аня шмыгнула под одеяло.
– Сплю, сплю, мам.
Та прошла на кухню, комментируя себе под нос дочкино неразумное поведение: после второй смены приходит поздно, нет бы поужинать, так заваливается в постель на голодный желудок. Всё фигуру бережёт. А чего её беречь? Порода их такая – женщины до старости не расплываются. Что сама Валерия Павловна, что мать её – Нюрина бабка, Клавдия Кирилловна – хоть сейчас на обложку модного журнала.
Зажурчала наливаемая в стакан вода, снова прошлёпали мамины тапочки. Анюта заснула.
Вадим
В выходные пришлось тащиться на дачу. Родители затеяли покраску веранды. Как затеяли? Валерия Павловна решила, что пора обновить, отправила мужа в «Кастораму», тот доставил заказанную банку оранжевого пинотекса, а малевать предстояло дочери. Банки хватило на три слоя. Сохнут они по восемь часов, Анюте пришлось оставаться на ночь. За работой, прогулками, барбекю и печёной картошкой время промелькнуло также стремительно, как любимый, выученный до каждого словечка мультик. Аня радовалась возможности побыть с мамой и папой в пику кавалеру. Скоро год, как проводила все выходные с Вадимом, пусть теперь поскучает.
В понедельник вернулась из отпуска Люська – загоревшая, громкая, неумолкаемая. Шалунье не хватало установленных перерывов, продолжала трещать за столом, отклоняясь назад и поглядывая через спину соседки на Аню, которая сосредоточенно работала и механично кивала в ответ на реплики подруги.
Мастер подошёл незаметно и подчёркнуто сухо сказал:
– Шалость! Скажу табельщице прогул поставить. Сама не работаешь и другим не даёшь.
– Так уж и не даю? – подмигнула ему Люська.
Кедров, не замечая фривольной интонации, продолжил:
– У Кузнецовой и так выработка в этом месяце…
– Я Кузницина, а не Кузнецова, – привычно поправила Аня.
– Да. Не важно. Все поняли меня, надеюсь.
Митина спина поплыла вдоль рядов, девушки склонились над зачищенными отрезками оптоволокна, но не удержались, взглянули друг на друга. Люська выразительно закатила глаза, Аня беззвучно засмеялась.