Всегда со мной. О моем Учителе РАБАШе

Благодаря РАБАШу, я начал понимать, что же «вытворяет» с тобой Бааль Сулам! Он водит тебя, раскачивает так, что появляется надежда понять. Ты хватаешься за нее, радуешься. И вдруг все исчезает. И ты в отчаянии, ты разводишь руками, ну как же так?! Было так все понятно, логично. Почему же все исчезло?!

А потому что задача Бааль Сулама другая. Он приводит тебя к тому, что ничего не дадут тебе твои мозги, твой разум, на который ты опирался всю твою жизнь. Постарайся вовремя понять это, чтобы не удлинять путь. Но как же это не просто – отставить земной разум и отдаться неведомому!

РАБАШ потребовал от меня готовности проникнуть между слов. Чтобы все изучаемое стало прозрачным. И сквозь эту прозрачность ты бы перешел в иную реальность. Это называется внутренним постижением. Когда ты постигаешь мир, находящийся за этой книгой, за ее словами. Когда через слова ты входишь в другой мир. РАБАШ дал мне почувствовать, что есть такая возможность.

И я понял, что не могу упустить ее.

Вот так я начал жить

Я спросил Гилеля, когда я могу прийти на ночной урок. До этого я занимался только вечерами.

Обычный урок у РАБАШа начинался в три часа ночи и продолжался до шести утра.

Я сказал:

– Я очень хочу.

Гилель ответил, что посоветуется с РАБАШем.

– Когда? – спросил я.

– Постараюсь сегодня.

– А можно – сейчас? Я подожду, – сказал я. Гилель посмотрел на меня, выдержал паузу и спросил:

– А если РАБАШ занят?

– У меня есть время, – ответил я.

Гилель поднялся к РАБАШу на второй этаж, он жил здесь же, и вскоре вернулся.

– РАБАШ согласен, – сказал он. – Приходи. С этого момента, около сорока лет назад, начался новый период в моей жизни – самый главный. Который я и называю жизнью.

В ожидании чуда

Я живу в Реховоте, но каждую ночь приезжаю на урок в Бней-Брак. Встаю в два часа ночи, вскакиваю даже раньше! Лечу к машине и гоню, чтобы только, как можно быстрее, оказаться в нашем полутемном, прохладном зале, быть там одним из первых, быстро приготовить себе кофе и раскрыть «Учение десяти сфирот». На любой странице. Замереть над этими строчками, и пытаться почувствовать Бааль Сулама, через него проникнуть внутрь. Но разве это возможно?!

Потом приходят все. РАБАШ спускается со второго этажа. И мы учимся.

Нас было немного тогда. Большинство из них уже ушли в мир иной, но я помню каждого, каждое мгновение, взгляды, вопросы, ответы РАБАШа, и тишину, когда он закрывал глаза, и мы боялись шевельнуться, чтобы ничем не помешать ему.

Вот так я начал учиться у РАБАШа.

А Хаим Малка решил остаться у Г илеля.

РАБАШ испуган

На первый же утренний урок я принес магнитофон. Я сразу понял, что не хочу упустить ни слова, я столько шел к этому дню, я все запишу! Поставил магнитофон на стол и вдруг увидел, что РАБАШ испуган.

Он оглядывал магнитофон, не знал, как это воспринимать, молчал и не начинал урок. Дело в том, что не было принято ни у него, ни на уроках его отца, чтобы кто-то записывал то, о чем говорится, ни карандашом, ни ручкой, ни тем более, на магнитофон. И вдруг все будет записано, каждое слово.

Он сказал мне: «Нет, ты не включаешь его». И сколько я не уговаривал его, он не согласился. Я понял, если я сейчас не придумаю что-нибудь, я буду проклинать себя всю жизнь.

Уговорил!

Я поехал в Тель-Авив и купил особый магнитофон.

Сел напротив РАБАШа и показал ему все его возможности: «Вот эта кнопка – это пауза, можно останавливать запись; вот это – перемотка, можно найти каждое слово, любое предложение; а вот этой кнопкой можно все стереть, если захотите.»

Он слушал внимательно, сам попробовал несколько раз, трогал все кнопки, нажимал, отжимал. А я тем временем добавлял ему от себя, что такие мы, новое поколение, что мы студенты, мы привыкли все записывать, конспектировать, – если я не пишу, то я и не слышу. Мы же внешние, пустые, нас надо заполнить.

И он понял. Понял, что придут вот такие новые ученики, и им надо будет с чего-то начать. Им понадобятся записи. Он согласился. Потому что он во всем был революционером. Но согласился только при одном условии. Что магнитофон будет стоять рядом с ним, и он сам будет определять, что он записывает, а что – нет.

Вот так он и управлял магнитофоном все эти годы, так и собралось более 2000 часов записи уроков. Да еще немало рисунков.

Дело в том, что я сидел рядом с ним и все записывал и зарисовывал. И он иногда подправлял мой рисунок или перерисовывал совсем.

К сердцу

Прошло время, и я понял, почему РАБАШ был против любых записей. Понял, почему он относился к этому с легким презрением. Однажды даже бросил мне: «Какая разница, сказал я тебе о чем-то или нет.»

Потому что он требовал изменений в тебе самом. Не на бумагу, а в себя нужно было внести услышанное. Чтобы оно просочилось сквозь решетку памяти внутрь, к самому сердцу и отозвалось там.

Он всей своей жизнью показал мне, что это такое – каждый день быть новым, каждый день начинать с чистого листа, без всякой примеси вчерашнего, понимая, что Творец требует перемен в сердце, а не отчетов о заученном материале.