Читаем Всегда солдат полностью

Садистские повадки Перевезенцева охотно копировались почти всеми его подручными. Особенное удовольствие доставляла полицаям охота за курильщиками. Горе было тому, кого заставали с цигаркой в зубах в неположенном месте.

Хорошо осведомленные об этом, мои товарищи собирались покурить только у бочки с водой. Это убогое пристанище стало для нас чем-то вроде клуба. Вот и на сей раз, пустив по кругу цигарку, мы обсуждали недавнюю историю с вербовкой пленных «под знамена гитлеровской армии».

Началось с того, что комендант лагеря распорядился вдруг о «генеральной» уборке всей территории, приказал даже посыпать песком дорожки. Вечером пленным сообщили, что выдадут двойную порцию хлеба.

- Что-нибудь готовят, гады, - высказался по этому поводу Клементьев.

На другой день, сразу же после раздачи баланды, нас выстроили во дворе. Полицейские стояли отдельно и нетерпеливо поглядывали в сторону комендатуры. Минут через десять оттуда вышла группа гитлеровских офицеров. Солдат принес табуретку, на нее взобрался немец в чине полковника и заговорил.

Говорил он медленно, нудно. Так же нудно вторил оратору переводчик.

Полковник утверждал, что дни большевистской России сочтены. Зная, что среди пленных могут быть украинцы, он минут десять бубнил об «освобождении» Украины от «коммунистического гнета», о предоставлении ей «независимости».

Мы молчали и нетерпеливо переминались с ноги на ногу.

Свою речь оратор закончил здравицей в честь «великой и непобедимой» немецкой армии и ее вождя Адольфа Гитлера. Окружавшая его свита дружно гаркнула:

- Хайль Гитлер! [49]

В группе полицейских раздались жидкие аплодисменты и нерешительные возгласы «Хайль Гитлер!» А пленные молчали.

Офицеры о чем-то стали совещаться, бросая в нашу сторону тревожные взгляды. Потом они расступились и вперед вышел парень в казачьей форме. На фоне уныло-зеленых мундиров его яркая одежда невольно приковывала внимание. В походке парня, в его манере держаться было что-то от задиристого петуха.

- Совсем как кочет, - сказал я Виктору.

- Такому кочету чем скорее голову свернешь, тем лучше, - заметил кто-то.

Петух не заставил себя долго ждать и заговорил высоким срывающимся голосом.

- Хлопцы!… Господа!…

По колонне прошло веселое оживление, на измученных лицах появились улыбки.

- Хлопцы! - снова обратился к нам казак. - Я буду краток. Свободное казачество уже встало под знамена непобедимой немецкой армии для совместной борьбы против всем нам ненавистного и злейшего врага - большевиков. Я обращаюсь к вам с призывом. Немецкое командование создает воинские части из пленных. Записывайтесь добровольцами. Другого выбора у вас нет. Этот лучший. Дни большевиков сочтены!

- Оно и видно, чьи дни сочтены! - с усмешкой бросил неразговорчивый Вязанкин. - Довоевались, если среди пленных ищут защитников против Красной Армии…

После «казака» вновь заговорил гитлеровский полковник. Он так разрисовал райскую жизнь, которая ждет пленных, вставших под гитлеровские знамена, что в нашей шеренге кто-то не выдержал и громко выматерился. В рядах засмеялись. Полковник по-индюшачьи дернул головой и вопросительно посмотрел на переводчика. Тот что-то быстро и горячо зашептал. Гитлеровец круто повернулся и зашагал прочь. Свита последовала за ним. Раздалась команда лагерного офицера, и мы разошлись.

А еще одни сутки спустя состоялись проводы добровольцев. Их набралось только семь человек. Это были совсем мальчишки, ослабевшие от голода и подавленные [50] тяжелой лагерной обстановкой. Я уверен, что они толком даже не представляли, на что идут, и, уж конечно, не собирались драться с чужим оружием против своих братьев. Мне кажется, они просто впали в отчаяние и решились хотя бы таким путем вырваться из лагеря.

Сгрудившись в кучу у здания комендатуры, юнцы молча сверлили глазами носки собственных ботинок. Обернуться назад не осмеливались. Увели их без всяких почестей. Построили по два, поставили впереди и сзади конвоиров. Прозвучала команда. Со скрежетом распахнулись и снова захлопнулись железные ворота.

Стоявший рядом со мной, сутулый пленный, тяжко вздохнув, скрипнул зубами. Потом повернулся и, сгорбившись еще больше, зашагал прочь. За ним потянулись и остальные.

В тот день в лагере было особенно тихо. Даже полицаи не охотились за курильщиками. Перевезенцев куда-то скрылся и не показывался до вечера. Пленные держались сосредоточенно и больше молчали. Каждый осмысливал поступок семерых добровольцев и, конечно, свою жизнь, свои поступки за колючей проволокой. Многие, наверное, тогда поняли, что плен - это еще не конец, а только одно из самых трудных испытаний…

Вот об этом мы и беседовали в то воскресное утро, сидя на корточках возле бочки с водой. И вдруг мне почудилось, будто выкрикнули мою фамилию. В плену никто не называл меня по фамилии. Гитлеровцы обращались к нам просто - «рус» или «швайн», а полицейские рявкали, как на скотину: «Эй, ты…» - и гнусно ругались.

- Кажется, тебя, Серафим, - неуверенно произнес Клементьев.

- Эй, Са-абуров? - раздалось опять возле барака.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное