Всегда солдат

Конвоир замедлил шаг, потом быстро подскочил и ударил меня ногой. Потеряв равновесие, я растянулся поперек дороги. Падая, уловил какой-то глухой звук, и тут же прозвучал тревожно-радостный голос Вязанкина:

- Серафим, тикаем!

Я вскочил. Конвоир, широко раскинув руки, лежал на шоссе. Из виска его сочилась кровь. Василий, сжимая в руке булыжник, стоял рядом и с недоумением смотрел на убитого.

- Скорее! Бежим! - крикнул Клементьев и с силой дернул Вязанкина за рукав.

Нас точно ветром сдуло с дороги. На ходу побросали шинели, котелки, противогазовые сумки с запасом хлеба.

Миновали лесозащитную полосу, выскочили к массиву пшеницы. У кромки ее тянулась проселочная дорога. Мы остановились, чтобы оглядеться.

- Смотрите, деревня, - Виктор указал рукой в сторону от дороги. - Нажмем, братцы!

- Погоди! - остановил я Клементьева. - В деревне могут быть немцы или полицаи. Надо узнать. Давай сделаем так. Ты отправишься на разведку, а мы с Василием подождем вон у той клуни.

Виктор согласился, и мы разошлись.

Клуня, одиноко стоявшая в поле, была со всех сторон завалена прошлогодней соломой. Рядом с сараем обнаружили колодец. Шея «журавля» почти отвесно втыкалась в белесоватое от жары небо. С тонкого конца ее в колодец ниспадала веревка.

Через минуту на срубе стояло полное ведро воды. От него приятно веяло холодком. Мы долго пили, потом по очереди окунули головы.

- Бла-аженство! - Василий ладонью зачерпнул воду и плеснул мне в лицо.

Я ответил тем же. Одурев от свободы, солнца, воды, мы забыли обо всем на свете. [60]

Приблизительно через час вернулся Виктор. Он принес кринку молока и буханку хлеба. Напившись воды и ополоснув лицо, Клементьев рассказал о том, что видел и узнал.

Село называлось Еленовка. От него километров двадцать до Николаева и семь до шоссе. Немцы в Еленовку не заходили, староста и полицай уехали в Херсон.

- Пока я сидел в хате и расспрашивал хозяйку, - говорил Виктор, - по улице прошло человек пятнадцать наших пленных. Вероятно, они воспользовались заварухой, которую мы учинили. Но куда они скроются в красноармейской форме?

- Что-нибудь из гражданской одежды раздобудут в селе, - предположил Василий.

- В общем, положение осложнилось, - заметил я. - Видимо, те сбежавшие - не последние. Будет погоня. Надо уходить.

Товарищи согласились со мной. Мы быстро поели, оставили про запас половину буханки и тронулись в путь. Но только вышли из-за клуни - увидели нескольких пленных. Они приближались со стороны шоссе.

- Сколько же народу вырвалось? - спросил Виктор.

- А черт его батьку знает! - ответил за всех молодой парень-украинец.

- Мы уже под пулями бежали, - произнес другой лагерник с черными отвислыми усами.

- Под пулями?

- Балакают, кто-то пришиб насмерть румынского конвоира. А на труп наткнулся гитлеровский офицер. Ехал он из Херсона. Конечно, сразу шум. Мы тем временем уже напились и выстраивались на шоссе. А потом я уж и не знаю, что случилось. Только выхватил тот фриц пистолет и давай палить. Люди, как горох, посыпались с дороги. Вслед затрещали автоматы. Вот и все. [61]

Дорога на восток

Первые встречи

До самого вечера, минуя стороной села и большаки, мы шли на север. Первую ночь на воде провели в стогу соломы. Спали как убитые. Проснулись, когда день перевалил на вторую половину. Василий посмотрел на солнце и неодобрительно заметил:

Будем так прохлаждаться, далеко не уйдем.

- В первый раз не грех побаловаться сном, - ответил Виктор. - Сейчас пойдем быстрее и наверстаем упущенное.

Днем мы передвигались в открытую. Расчет наш был прост: если трое молодых здоровых хлопцев свободно шагают по большакам у всех на виду, стало быть, имеют на то право.

Встреч с полицаями и старостами мы, конечно, избегали и, когда чуяли опасность, на рожон не лезли. На случай нежелательных расспросов, чтобы не показаться чужаками, всегда хранили в уме названия двух - трех дальних сел. Верили нам или нет, когда мы утверждали, что идем домой в такое-то село, не знаю. Но и не трогали. Возможно, нам просто везло…

Свернули на пыльный шлях. Разговорились. Василий стал вспоминать свою Астрахань, Виктор - Архангельск, я - Москву. Воспоминания сокращали путь, рассеивали тревожные мысли. За проволокой концлагерей мы были лишены этой возможности. Каждого преследовало ожидание смерти. Люди держались на одних нервах. Потому все, что в какой-то степени расслабляло волю, выбивало из колеи, прятали как можно дальше от себя и окружающих. Зато, очутившись на свободе, мы, как говорится, отпустили вожжи, позволили себе вдоволь помечтать, поговорить о самом сокровенном. [62]

Подошли к селу. Повстречавшийся нам мальчик сказал, что это Киселевка.

- Давайте разойдемся, а встретимся у противоположной околицы, - предложил Вязанкин. - Троих не накормит ни одна хозяйка, нужно поодиночке.