Всегда твой (ЛП)

Все усугублялось тем, что я был физическим напоминанием об Асторе, куда бы ни пошел. Я не раз доводил ее до слез, когда входил в комнату и она по ошибке принимала меня за него, даже несмотря на наши физические различия.

В одночасье я стал профессионалом в разделении своей жизни и вытеснении из нее Сикстайн.

Именно поэтому, когда в день ее отъезда я прокрался к одной из стен, разделявших наши владения, и заглянул за нее, я обвинил в этом простое любопытство, а не что-то другое.

Я мельком взглянул на нее, когда машина отъезжала.

Она оглядывалась на свой дом через окно заднего вида с тоскливым выражением лица. Должно быть, кто-то из родителей что-то сказал ей, потому что она повернулась назад к дому с улыбкой на лице, и на этом все закончилось.

Один последний взгляд, и она исчезла навсегда.

Или я так думал.

Следующие два года я жил как обычно. В конце концов я вернулся в школу через два месяца после смерти Астора. Я ходил на занятия, поднимался по карьерной лестнице в дзюдо, прочитал сотни книг и научился жить без брата.

Но на самом деле чаще всего я возвращался домой к злой пьяной матери, которая не могла встать с постели, и отсутствующему отцу, которого не интересовало ничего, связанного со мной.

Я изменился, мое сердце превратилось в бесплодную пустошь, где ничто не могло пустить корни и вырасти, пейзаж был совершенно пустынным.

Каждый день был еще одной хрупкой картой в хрупком карточном домике моей жизни, и я шел по нему вслепую, не заботясь ни о чем на свете.

За это время мне удалось не думать о ней, полностью отгородиться от нее, хотя победа оказалась пустой. Мне казалось, что мой разум превратился в снежный шар, и хотя я был уверен, что не пускаю ее внутрь, мысли о ней постоянно стучались в окна моего сознания, отвлекая меня своим шумом и умоляя впустить их.

Я не мог перестать думать о ней, как и не мог перестать дышать, во всяком случае не осознанно. Каждый день мне приходилось прилагать сознательные усилия, чтобы не впускать мысли о ней.

Пока однажды я не был бесцеремонно вынужден столкнуться с мыслями о ней, когда услышал, как отец разговаривает по телефону в своем кабинете.

— Они сказали, что поставят это на голосование. Могу ли я рассчитывать на твою поддержку, Телье?

Я навострил уши, узнав фамилию Сикстайн. Я остановился на месте и тихонько подкрался к открытой двери. В последние несколько месяцев я от скуки начал прослушивать некоторые звонки отца, и его имя никогда раньше не всплывало.

Отец молча слушал пару минут, а потом добавил.

— Хорошо, встретимся в Гонконге в воскресенье. У меня там идут грузы, которые я мог бы проинспектировать.

Я научился не проявлять никаких внешних признаков эмоций, но при этих словах моя бровь дергается. Если он едет в Гонконг к ее отцу, то, возможно, увидит и ее.

Не то чтобы я хотел ее видеть, эта мысль заставляет меня трястись от злости, но на следующей неделе там будут соревнования по дзюдо, в которых я мог бы принять участие.

Я говорю себе, что должен, что это поможет мне быстрее перейти в следующий ранг.

На следующий день, как только наша экономка официально сообщила мне, что отец уезжает на выходные, я поднимаюсь к нему в кабинет.

Он не поднимает глаз от своего компьютера, когда я вхожу.

— Говори.

— Я еду с тобой в Гонконг. Я записался на соревнования по дзюдо на следующей неделе.

Он смотрит на меня, его руки лежат на клавиатуре.

— Нет, ты будешь мешать бизнесу.

— Ты не увидишь меня. Тебе не придется есть со мной, никуда меня возить или даже признавать, что я там. Просто позволь мне сесть в самолет.

Он опускает взгляд на компьютер и снова начинает печатать, не разговаривая в течение долгих минут. Я остаюсь стоять перед ним, не отрывая взгляда от его лица.

— Я не хочу ничего от тебя слышать.

Я киваю, подтверждая невысказанное одобрение, и выхожу.

***

Менее чем через неделю мы приземлились в Гонконге.

Оказавшись на асфальте, отец садится в ожидающий его лимузин и оставляет меня добираться до отеля на другом. Как и обещал, он не сказал мне ни слова в самолете и сейчас не попрощался, прежде чем уехать.

Сейчас вечер воскресенья, соревнования начнутся завтра, но мои мысли не могут не быть связаны с ней. Мне нужно сосредоточиться на дзюдо, вообще-то я должен был бы тренироваться прямо сейчас, но мои мысли заняты другим.

С тех пор как прорвало плотину и в голову ворвалась первая мысль о ней, от нее невозможно отмахнуться.

Я не знаю, почему я здесь.

Не знаю, почему я позволил спровоцировать себя на приезд в Гонконг только из-за упоминания ее фамилии. С тех пор я действовал почти на автопилоте, и теперь мне придется столкнуться с решениями, которые я принял.

Я не могу быть здесь.

От одной мысли о встрече с ней у меня мурашки по коже и настроение становится совершенно мрачным, но какая-то часть моего чудовища должна ее увидеть.

Чтобы убедиться, что жизнь последних двух лет была для нее такой же мучительной, как и для меня. Увидеть, как потеря мальчика, который ей нравился, разбила ее маленькое сердечко, как разбила мое.

Увидеть, как она выглядит сейчас и так ли она красива, как в первый день, когда я ее увидел.