Всегда твой

Честно говоря, я не должна называть это дракой. Его волосы даже не растрепались.

Шорты, в которых он чуть не убил кого-то, — вот как это лучше назвать.

— Могу я тебе помочь? — спрашиваю я.

Мое сердцебиение учащается, когда я наблюдаю, как он тянется за спиной, не сводя с меня глаз, и поворачивает замок с угрожающим щелчком.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, по-прежнему встречаясь с его взглядом через зеркало. Мне кажется, что если я повернусь и посмотрю на него, это сделает все реальным.

— Тебе было весело?

Его глубокий голос пронизан абсолютной властью. Что-то в нем заставляет меня повиноваться. Он идет ко мне, и с каждым его шагом пульс бешено бьется в моих венах.

Будь смелой. Сопротивляйся, говорю я себе.

— Да, — отвечаю я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

— Это хорошо, — отвечает он, и его голос такой хриплый, что почти мурлычет. Он касается моей коже, и между ног у меня становится влажно.

Я не могу сказать, в каком он сейчас настроении. В его взгляде — гром и молния, но его энергия не горячая, как я ожидала. Нет, он спокойно смертоносен, как Декстер со скальпелем (прим. перев. Декстер — главный герой телешоу, судебный аналитик полицейского управления Майами), и это гораздо страшнее.

— Почему? — На этот раз в моем голосе звучит мелкая дрожь.

Он подходит и встает прямо за мной. Зеркало подчеркивает, насколько он больше меня, его тело нависает над моим сзади, достаточно широкое и сильное, чтобы полностью обхватить меня и заставить исчезнуть.

— Потому что сейчас моя очередь веселиться, — отвечает он, его голос на октаву ниже, чем обычно. — А ты не получишь от этого никакого удовольствия.

Он хватает меня за горло и притягивает к своей груди. Я вскрикиваю, испуганная и удивленная. Приподнимаюсь на цыпочки, чтобы попытаться ослабить его хватку на моей шее, но он держит крепко, а его вторая рука ложится на мой живот. Он прижимает меня к себе, заключая в свои объятия.

— Ты явилась на мой бой, — рычит он, зарываясь ртом в мои волосы.

— Я не знала, — защищаясь, говорю я. — Я была там только в качестве девушки для ринга.

Рука, лежащая на моем животе, перемещается к груди и грубо сжимает ее пальцами, заставляя меня вскрикнуть. Он резко дергает мой сосок, заставляя меня стонать. Я хочу верить, что это только из-за боли от все еще чувствительного пирсинга, но моя киска пульсирует от его прикосновений.

— Ты оделась как шлюха, — говорит он, сильнее сжимая мое горло. — Ты дефилировала перед сотнями мужчин, которые смотрели на тебя так, будто ты собиралась стать их следующей трапезой.

Он отпускает мою грудь и грубо наклоняет меня над раковиной, другой рукой перебирая мои волосы. Мое сердце бьется в ушах, наполовину от паники, наполовину от возбуждения. Возбуждение бурлит на поверхности. Я получаю от него ответную реакцию, как и хотела.

Я все еще не могу поверить в то, что происходит сейчас. Его руки на моей заднице, он берет подол моих шорт и засовывает их между бедер, пока они не сбиваются в кучу и моя задница не выставляется напоказ.

— Ты позволила им увидеть эту задницу, — он снова проводит рукой по моим волосам и использует свой захват, чтобы контролировать меня. Я не могу оглянуться и посмотреть, но я чувствую, как он ласкает мою задницу, прежде чем его рука шлепает меня.

От неожиданности я задыхаюсь, но он не ждет, пока я адаптируюсь. Его рука опускается еще два, три, четыре раза, чередуя левое и правое бедра, пока мои колени не подгибаются.

Он опускает руку ниже моих бедер и грубо притягивает меня к себе.

— Если ты еще раз отодвинешь свою задницу от меня, я не остановлюсь, пока ты не истечешь кровью.

Мой позвоночник напрягается, когда я чувствую, как что-то деревянное и плоское касается моей ягодицы, поглаживая меня от одного бедра к другому. Его присутствие угрожающе. Я не знаю, что это, но знаю, что это не то, что мне понравится.

Я пытаюсь сделать что-то отчаянное.

— Никс…

После того как я долгое время не использовал это прозвище, оно кажется чужим на моем языке, и в то же время оно кажется мне очень знакомым. Как будто я должна была произносить его каждый день на протяжении последних шести лет.

Деревянный инструмент отходит от моей кожи и спустя мгновение с силой шлепается обратно на мою задницу. Мой рот раскрывается в беззвучном крике, который прерывается еще одним ударом, приходящимся по другой ягодице.

Он использует мои волосы, чтобы прижать мое лицо к поверхности рядом с раковиной, и наклоняется надо мной.

— Не называй меня так. — Он говорит. — Никогда больше не называй меня так.

Он кладет то, что держал в руках — кажется, деревянную ложку или лопатку — мне на спину и гладит рукой мои ягодицы, ласка обманчиво нежная, когда он вбирает в себя мою разгоряченную кожу.

Его рот дышит напротив моего уха.

— Я шлепну тебя еще десять раз, а ты будешь считать. Если ты пропустишь хоть один раз, я начну сначала.

Он выпрямляется, берет деревянную лопатку и опускает ее мне на ягодицу, лишая дыхания, как и в первый раз.