Всего 33 звезды мировой кинорежиссуры

Тем не менее в доперестроечной Москве Джармен снял на видео безлюдные впадины площадей и фаллические высотки — все в багровом и синем предрассветном освещении, в угловатых фантастических проекциях. Сталинский ампир взрывался отголосками левого авангарда и пережитых им трагедий. Рассекал напряженную плоскость кадра каменный Маяковский, и сам Джармен вальяжно усаживался в кресло Эйзенштейна, реликтом поместившееся в квартире-музее на Смоленской.

"Воображая Октябрь" — так Джармен назвал получасовой фильм, смонтировав его из московских фрагментов и дополнив игровыми эпизодами о воображаемых военных ритуалах, где псевдорусские парни хлещут водку и поют задушевные гимны. Одна из тем фильма — рефлексия по поводу связи гомоэротики и героического монументализма. Другая — драма современного авангарда и свирепость британской цензуры, объявившей табу на гомосексуализм.

Впрочем, судя по "Витгенштейну", Джармена в конце жизни все меньше занимало утверждение политкорректности. Равно как барочные эффекты поставангарда. Вкрапления вибрирующих цветовых сочетаний в костюмах Тильды Свинтон — последний всплеск джарменовской декоративности, которая аннигилируется черным смоляным фоном. По словам режиссера, "персонажи на этом фоне предельно концентрируются и начинают сверкать, словно красные карлики и зеленые гиганты, желтые полосы и голубые звезды".Ни в одном фильме Джармен не проявлял себя столь остроумным стилистом, не демонстрировал в такой мере утонченное чувство английского юмора.

А потом все остальные цвета вообще исчезли, и экран превратился в сплошной голубой квадрат. Кусочек пронзительно ясного средиземноморского неба.

14. Лео Каракс. Все еще молодой, все еще безумный

Под занавес 1992 года в Берлине вручали Приз европейского кино, в просторечье именуемый "Феликсом". Претендентов после тщательного отбора оказалось трое: итальянец, финн и француз. К разочарованию многих, лавры снискал сентиментальный итальянский фильм "Украденные дети" Джанни Амелио. А вовсе не "Любовники Понт-Неф" Лео Каракса. Правда, "Феликс" улыбнулся его актрисе Жюльетт Бинош.

Впрочем, удивляться надо не столько факту ненаграждения Каракса, сколько тому, что он вообще попал в число кандидатов. Франция официально выдвинула совсем другого — академичного "Ван Юга" Мориса Пиала. И только дополнительное заочное жюри экспертов внесло коррективы в список номинаций.

А ведь Каракс, по просвещенному мнению журнала "Кайе дю синема", — лучший из современных французских кинематографистов. Целый номер "Кайе", проиллюстрированный рисунками Жюльетт Бинош, посвящен "Любовникам Понт-Неф". Сама история появления на свет этой картины — ее трехлетняя, полная мук и перипетии production history —образует захватывающий сюжет, обсосанный со всех сторон рекламой и постмодернистской критикой. Об этой истории, ставшей частью новой культурной мифологии, — чуть ниже, а пока — к истокам легенды Каракса.

Легенда предполагает недосказанность и — вопреки обвалу всевозможных публикаций — гласит, что об этом человеке известно всего ничего. Он полуфранцуз-полуамериканец, рано ушел из школы, работал клейщиком афиш, подвизался в роли кинокритика и актера, никогда не учился режиссуре на студенческой скамье. Псевдоним Leos Сагах есть анаграмма, составленная из его настоящего имени Alex и его любимого имени Oscar. Больше о нем ничего знать не положено. Он молчалив, нелюдим и неохотно дает интервью. Во время визита в Москву с группой французов-кинематографистов, кажется, не проронил ни слова.

Каракс искусно творит собственный имидж и талантливо им руководит. Но за кадром все же чувствуется опытная рука специалистов из "Кайе", в частности, умершего не так давно от СПИДа Сержа Дане, которого считают величайшим кинокритиком наших дней. Именно он пригрел чудного провинциала-подростка, открыл ему путь в синематеку, обеспечил бесплатные просмотры классики и "новой волны". Каракс — выкормыш, законный сын последней, живое воплощение ее концепции чисто авторского кино, ее этоса, ее жизненного стиля. Пришел в режиссуру из синефилов, принес опыт "фильмотечной крысы". Все свои ленты начиняет цитатами из арсенала мирового кино — от Чаплина и Виго до Годара. Имеет своего "альтер эго" — актера Дени Лавана (как Трюффо — Жан-Пьера Лео).

Здесь-то и коренится противоречие внутри имиджа. Каракс — вундеркинд, чудесный ребенок французского кино, обласканный критикой и министром культуры. А его герой Алекс, не меняющий имени из картины в картину, — явный аутсайдер, неприкаянный, бездомный, почти дегенеративный. Но именно ему — точнее, актеру Дени Лавану — доверено воплотить авторские рефлексии, томления духа и тела, отношения с Женщиной.