Всего лишь измена

— Почему это? Молодость вспомним, — смеётся она.

Да, уж! Молодость. Было в ней всякое. И вот это бывало! Но тогда этот плод назывался запретным и заставлял нас считать себя взрослыми. Помню, мы с Толиком так накурились однажды, что он заблевал весь туалет в той квартире, где Вита спала с Богачёвым. Где она до сих пор продолжает с ним спать…

Пока вспоминал, Милана уже раскурила:

— Ты как хочешь, а я затянусь. Хоть разок, — она делает это и тянет мне руку.

Искушение так велико. Да, плевать! Кто я сегодня? Обманутый муж? Извращенец, пристающий к студенткам? Разве мне есть, что терять?

Спустя минут десять мы также сидим на её чисто убранной кухне. Милана проветрила. Зажгла какие-то палочки. Вонь от них нестерпимая! То, что осталось, убрала в пакетик и в шкаф.

Не могу сказать, что я чувствую. Полегчало ли мне? Нет, едва ли! Скорее, даже наоборот. Теперь я вообще ощущаю себя абсолютным ничтожеством. А, судя по голосу Милы, и выгляжу также.

— Идём в зал! Тебе нужно прилечь, — поднимается, тянет меня за рукав.

Я послушно иду. Наплевать. Может, даже усну у неё. Пускай Витка ищет.

Её мягкий диван поглощает обоих. Мила садится с ногами:

— Ты так напряжён.

Я чувствую руки её у себя на плечах. Она начинает массировать. Это приятно. А внутри всё такой же провал. Пустота! Ни о чём не хочу сейчас думать. Ведь малейшая мысль причиняет мне боль.

Всё уходит. В какой-то момент, обнаружив себя горизонтально лежащим, я даже не удивляюсь. Вот так и буду лежать! А ещё лучше, здесь и умру. Хоть бы закрыть глаза и не просыпаться. Вот, как дедушка мой!

Вита плачет над гробом:

— Ой, дура я, дура! На кого ты покинул меня?

— Костя, Костенька, — шепчет мне на ухо голос. Не Виткин. А, может быть, Виткин? Мне уже всё равно. Я не вижу! В неведении сила. И зачем я пришёл в этот дом?

Чьи-то тёплые руки ласкают меня под одеждой, сжимают мою напряжённую плоть. Я пытаюсь стряхнуть их. Но сил не осталось! Наверно, зря на голодный желудок курил…

— Тихо, родной мой, любимый. Я сделаю всё для тебя. Я — твоя.

Когда вместо рук моя плоть погружается в нежное, липкое… То я не противлюсь! Прикрыв рукой лоб, продолжаю лежать. И вижу её. Свою рыжую девочку. Виту. И слышу слова Кузьмина:

— В твоих глазах опять упрёк,

Как ты меня не понимаешь,

И скорби ты не разделяешь,

Я, как и прежде, одинок.

Кузьмин ещё никогда не был так прав! Я чертовски одинок. Как и прежде.

А песня всё длится и длится в моей голове:

— И по прошествии сезона,

Не сохраню своей мечты,

Такой пустой и монотонной,

Чтоб поскорей очнулась ты…

«Очнись! Очнись!», — говорю я себе, — «Какого чёрта ты делаешь здесь?».

Но вопреки моему нежеланию, тело стремится к заветной свободе. Стремится излить весь накал напряжения, выплеснуть всё, что так долго копилось внутри…

— О, даааа! — слышу голос, не Виткин, чужой.

И неожиданно сам, на припеве, кончаю.

— О, боже! О, да! — восклицаю, впиваясь руками в подушки. И шепчу успокоено, — Боже, о боже! — когда сладкий спазм отпускает меня.

Больше книг на сайте — Knigoed.net