– У вас есть ручка? Обычная авторучка, не карандаш? – спросила она.
– У вас есть, – улыбнулась девушка и отошла от столика.
Меган осмотрела себя – на ней все еще были надеты черные леггинсы и майка. Карманов не было. Но это же ее сон. Она – режиссер.
– Проверь карманы брюк, – сказала она Николасу, – у тебя в кармане должна лежать ручка. В левом, я полагаю.
Ник послушно запустил руку в левый карман понимая, что, просунь он руку в правый, новый разряд боли снова сковал бы его.
– Откуда ты…
– Неважно, – ответила Меган. – Ты в любой момент можешь проснуться от боли. А я хочу, проснувшись, увидеть на экране телефона сообщение от незнакомого номера.
Она взяла его ладонь и на ее тыльной стороне написала свой номер мобильного.
– Я буду ждать, – сказала она исчезающему силуэту.
Николас стонал и крутил головой на подушке. Пытаясь двигать во сне ногами, он, не до конца того осознавая, испытывал сильную боль. Он понимал, что начинает просыпаться, но, не желая выходить из сна, пару раз снова в него погружался. Погружения эти были неглубокими, поэтому он не исчез перед Меган моментально, а делала это постепенно, словно растворяясь в воздухе.
Когда последняя молекула проекции его тела в их общем сне испарилась, Меган все еще сидела в том кафе. Девушка официант подошла к ней с подносом в руке.
– Это попросили передать вам, – сказала девушка и положила на стол перед Меган запечатанный конверт.
– От кого? – спросила Меган, но девушка исчезла, как исчезли и все посетители заведения. Вдруг стало совершенно тихо. Она оглянулась: кафе было пустым, за исключением самой Меган. Более того, оно теперь выглядело заброшенным: некоторые стулья были перевернуты и положены сиденьем на столы, некоторые просто лежали на пыльном, грязном полу. Картина заброшенности была весьма четкой: все говорило о том, что здесь давно не было людей.
Вдоль дальней стены пробежала жирная крыса. Тем, что логика порой подчиняется весьма нелогичным вещам, уже никого не удивить. Вот и сейчас: Меган решила, что это очередной трюк, который направлен на то, чтобы запугать ее. И письмо. В руках она держала конверт.
Меган перевернула его: бумага была грязной, местами потертой. Имени адресанта не было, не было марок, но их Меган и не ожидала увидеть: по центру красивым курсивом местами выцветшими чернилами было написано ее имя. Она осторожно, чтобы не порвать содержимое конверта, вскрыла его, достала оттуда сложенные пожелтевшие листки и еще раз оглянулась вокруг: тишина, вид полного упадка, разбитые лампы под потолком и грязные окна, сквозь которые едва-едва пробивались слабые лучики света. Лучики солнца? – Меган не была уверена. В подобных ее снах солнце редко всходило, да и откуда в ее подсознании взяться этой палящей звезде? В лучшем случае – проекция, не более.
Островком цивилизации среди этой разрухи был столик, за которым сидела Меган, ведь на его чистой столешнице все еще стояли два стакана остывшего, недопитого кофе.
Она развернула листки. Текст в них был написан тем же красивым почерком, каким и было выведено имя. Скорее всего, решила Меган, написано было старыми чернилами: местами можно было увидеть кляксы. Не задумываясь, что ее может кто-то услышать (она решила, что если это будет «он» – он и так наверняка знает, что здесь написано), она принялась читать письмо вслух: