Всего несколько дней

В небольшой комнате, где в серванте бриллиантово переливались хрустальные бокалы, графины и вазы и два натюрморта уютно смотрели со стены, на застеленном белой скатертью столе в окружении фарфоровых чашек еще струил горячий парок только выключенный электрический самовар. Чуть поодаль стола сидела в кресле парализованная Асина бабушка. Седая до белизны, в светлой вязаной кофточке, с укутанными пледом ногами, она при виде Антона громко сказала: «Ох!» — и приложила к глазам платок.

— Волнуется, — шепнула Ася. — Переполох из-за тебя у нас в доме.

Она подкатила бабушкино кресло на колесиках к Антону.

— Вот ты какой! — сказала бабушка, вглядываясь в Антона слезящимися то ли от старости, то ли от переживаний глазами. — Ничего, ладный парень, росточком только не вышел чуток…

— Бабушка, — укоризненно перебила Ася.

— …Так еще и года невелики, вытянется, — продолжала бабушка. — А что смел, так смел. Другой ростом с оглоблю, да толку-то что! А мама в больнице? Вот уж верно говорят: пришла беда, отворяй ворота. Духом не падай, слышишь, малец? Мы твоей маме сготовили передачу в больницу. Каждодневно будешь носить. Асе поручено за этим делом наблюдать. А под глазом они тебе залепили, мерзавцы?

— Ерунда! Детские шутки! — беспечно тряхнул Антон головой.

— За стол! — пригласила Асина мама.

Ася подкатила к столу бабушку в кресле. Вера Дмитриевна разлила чай в фарфоровые чашечки, генералу в стакан. Она делала все это изящно, легко. Внешность, одежда, улыбка, слова — все было в ней празднично, не зря Ася ее называла романтиком.

— Пить чай! Пить чай! — весело хлопотала Вера Дмитриевна.

И тут, как по знаку, пожилая дородная женщина в вышитом узорами фартуке внесла блюдо пирожков, таких аппетитных на вид, что у Антона, как говорится, слюнки потекли.

— Он, что ли? — кивнула на Антона.

— Он самый, — обрадовалась бабушка.

— Ишь ты! — улыбнулась женщина в фартуке. — Ну, коли так, ешь пироги.

И ушла.

— Наша тетя Капа, — объяснила бабушка. — Наш домоправитель. А стряпуха! Другой такой во всей Москве не найдешь. В девчонках тоже была фронтовичкой. Давай ешь пирожки.

Пирожки были так соблазнительны, такие румяненькие, что Антон не успел заметить, как один за другим уплел два. Ася подложила на тарелочку перед ним еще три. Он опять не стерпел и, понимая, что все глядят на него, и наверное, удивляются его жадной прожорливости, съел снова два. С третьим заставил себя подождать, только чуть надкусил.

Асина мама между тем говорила:

— Досадно, что не лето, будь летние каникулы, забрали бы к морю Асю, да непременно, Антон, и тебя. Вы славно бы там отдохнули, мне нравится ваша дружба. Ася в вашей школе недавно, она не очень легко находит товарищей, ты, насколько я уяснила, один из немногих. Да, Антон! — Она поставила, не донеся до рта, чашку на блюдце. На лице ее отразилась озабоченность. — Да, Антон! Мне Ася сказала, ты поссорился с учителем, не ходишь в школу?

— С учителем помирился, а в школу не хожу, бросил.

— Не понимаю, — вскинула брови Асина мама.

— Так уж получилось, бросил. Поступил в ПТУ.

— Пе-те-у. Что такое пе-те-у?

— Ты у нас совсем стала иностранкой, — усмехнулся генерал. — Современных понятий не знаешь. ПТУ — значит профессионально-техническое училище.

— Зачем ему пе-те-у? — удивилась Вера Дмитриевна.

— Учусь, — сказал Антон. — Тому же, чему в школе. И еще ремеслу.

— Какому?

— Портновскому.

— Что-о-о?!

Как на грех, Антон откусил полпирожка и от этого изумленного возгласа Асиной мамы едва не подавился, кусок застрял в горле, он не мог его проглотить, весь вспотел, покраснел, вообразил, каким выглядит смешным и нелепым, и от этого стал еще смешней и нелепее. Ася постучала его кулаком по спине. Он проглотил кусок.

— А мне ничего не сказал, — сердито сказала Ася. — Ты там с каких пор?

— Второй день.

— A-а! Второй день все равно, что ничего, — облегченно произнесла Асина мама. — Антон, не лучше ли тебе вернуться в школу?

— Почему?

— Как-то привычнее. Пе-те-у. Побаиваюсь я этих новшеств.

— ПТУ не новшество, — возразил генерал. — Профтехническое образование, то есть подготовка с молодых лет к какой-то профессии, существовало с первых лет революции, даже до революции, не в таких, конечно, масштабах.

— «Какой-то профессии», — сказала Вера Дмитриевна. — Есть разные профессии. Мне кажется, Антон, в наш век технической революции существует столько ведущих, первоочередных, государственно-важных задач, такой широкий выбор, что ты мог бы избрать интересней работу.

— Неинтересных работ нет, есть неинтересные люди, — повторил Антон слова Семена Борисовича.

Что-то его задело в жалостливых рассуждениях Веры Дмитриевны, он не отчетливо понимал — что, но задело.

— А все-таки, Антон, милый Антон, пока не поздно, подумай, — ласково уговаривала она. — Не оставляй школу. Школа даст широкие перспективы, выбирай какой хочешь путь, а здесь путь определен, один. И слишком уж узок. Понимаю, портновское ремесло полезно, нужно…

— Не только нужно, но шаг к искусству, — упрямо возразил Антон, повторяя уже усвоенные им, оказывается, уроки в ПТУ.

— Искусству? — недоверчиво подняла брови Вера Дмитриевна.