Всего один день. Лишь одна ночь (сборник)

– Ничего страшного. Они застрахованы. К тому же твой «Свотч» я выбросила.

– Да? – Я носила эти часы в полосочку, как у зебры, все старшие классы.

– Ты теперь взрослая. И часы у тебя должны быть как у взрослой.

Я смотрю на них. Уже почти четыре. Во время тура я вздохнула бы с облегчением, потому что самая активная часть дня как раз подходила к концу. Обычно мы в пять отдыхали, а к восьми я, как правило, уже могла пойти к себе в номер и найти какой-нибудь фильм.

– Наверное, пора уже посмотреть что-нибудь из достопримечательностей, – говорит Уиллем. – Ты знаешь, куда хочешь?

Я пожимаю плечами.

– Можем начать с Сены. Это не она? – я показываю на бетонную набережную у какой-то речки.

Уиллем смеется.

– Нет, это канал.

Мы идем по мощеной дорожке, и Уиллем достает толстый путеводитель по Европе «Раф Гайд». Он открывает небольшую карту Парижа и приблизительно показывает, где мы. Район называется «Виллет».

– А Сена тут, – говорит он, проводя пальцем вниз по карте.

– А, – я смотрю на лодку, застрявшую между двумя массивными металлическими воротами; и туда набирается вода. Уиллем объясняет, что шлюз, грубо говоря, лифт, который поднимает и опускает лодки, когда глубина в каналах различается.

– Откуда ты столько всего обо всем знаешь?

Он смеется.

– Я голландец.

– Это что, значит, что ты гений?

– Только по вопросам каналов. Как говорят, «Господь создал землю, а голландцы – Голландию». – И рассказывает, как они отвоевали огромный кусок своей территории у моря, о том, как все ездят на великах по низким дамбам, не позволяющим воде залить страну. О том, что проехаться под дамбой – это символ веры, потому что ты хоть и знаешь, что находишься ниже уровня моря, видишь, что ты не под водой. Рассказывая обо всем этом, Уиллем кажется такими юным, я буквально вижу в нем маленького мальчика с взъерошенными волосами и огромными глазами, который смотрит на бесконечные каналы, гадая, куда же они ведут.

– Может, на лодке прокатимся? – спрашиваю я, показывая на баржу, которая только что прошла через шлюз.

У Уиллема загораются глаза, и на миг я снова вижу того мальчишку.

– Не знаю, – он смотрит в путеводитель. – Тут об этом районе почти ничего нет.

– Может, спросим?

Уиллем обращается к прохожему, и ему дают очень путаный ответ, буйно жестикулируя. Когда он поворачивается ко мне, я вижу, что он воодушевлен.

– Ты права. Он сказал, что из бассейна выходит пассажирская лодка.

Мы продолжаем свой путь по мощеной дорожке, пока она не выходит к большому озеру, где плавают люди на байдарках. А у бетонного причала пришвартованы две лодки. Но подойдя к ним, мы видим, что они не для общественного пользования. Лодки для туристов уже закончили свой рабочий день.

– Сможем тогда поплыть по Сене, – говорит Уиллем. – Там больше народу, и лодочники работают круглосуточно. – Но глаза у него грустные. Я вижу, что он расстроен, словно разочаровал меня.

– Ну и ничего страшного. Мне все равно.

Но он с тоской смотрит на воду, я вижу, что ему не все равно. И я понимаю, что я его не знаю, но я спорить готова, что тот маленький мальчик заскучал по дому. По лодкам, каналам и другой воде. И на миг я представляю себе, каково это – уехать на два года, тем не менее Уиллем отложил возвращение еще на день. Он сделал это. Ради меня.

Поднялся ветер и принялся раскачивать стоявшие у причала лодки и баржи. Я смотрю на Уиллема; от печали морщинки на его лице стали глубже. Я оглядываюсь на лодки.

– Вообще-то мне не все равно, – лезу в сумку за кошельком, за лежащей там стодолларовой бумажкой. Размахивая ею в воздухе, я кричу:

– Я хочу прокатиться по каналу. И готова заплатить!

Уиллем резко поворачивается ко мне.

– Лулу, что ты делаешь?

Но я отхожу от него.

– Есть желающие прокатить нас по каналу? – кричу я. – У меня тут старая добрая американская зелень.

На барже с синим тентом показывается рябой мужчина с острыми чертами лица и редкой эспаньолкой.

– Сколько зелени? – спрашивает он с сильным французским акцентом.

– Все!

Он берет сотню и пристально рассматривает. Потом нюхает.

Пахнет, наверное, по-настоящему, так как он отвечает:

– Если пассажиры не против, я отвезу вас вниз по каналу до Арсенала, это рядом с Бастилией. Там мы встаем на ночь, – он показывает на заднюю часть лодки, где за маленьким столиком сидят четыре человека и играют в бридж или что-то типа того, и обращается к одному из них.

– Да, капитан Джек, – отвечает тот. Ему лет шестьдесят. Уже седой, а лицо раскраснелось от солнца.

– Тут к нам попутчики хотят присоединиться.

– А в покер они играют? – интересуется одна из женщин.

Я играла на мелочь в семикарточный стад с дедушкой, пока он был жив. Он говорил, что я прекрасно блефую.

– Да неважно. Она уже все деньги мне отдала, – отвечает капитан Джек.

– Сколько он с вас взял? – спрашивает один из мужчин.

– Я дала сотню долларов, – говорю я.

– Куда?

– По каналам.

– Вот поэтому мы и зовем его капитаном Джеком. Он пират.

– Нет. Это потому, что меня зовут Жак и я ваш капитан.

– Но целую сотню, Жак? – говорит женщина с длинной седой косой и поразительными голубыми глазами. – Это многовато даже для тебя.