Всего один день. Лишь одна ночь

Сначала да. Но не потом. Ночью мы признались друг другу в чувствах. Я хочу сказать об этом мисс Фоули, но осекаюсь. Действительно ли мы в чем-то признавались? Или же я просто свою руку слюнями потерла?

Я задумываюсь о Уиллеме. Всерьез задумываюсь. Что я вообще о нем знаю? Лишь несколько фактов – возраст, рост, вес, национальность. Хотя и этого не знаю, он же упоминал, что его мама – не голландка. Он путешественник. Более того, искатель приключений. Его жизненный курс определяют случайные события.

Я не знаю ни даты его рождения, ни любимого цвета, ни любимой книги, ни музыкального жанра. Были ли у него в детстве домашние животные. Или переломы. Или откуда у него шрам на ноге. И почему он так давно не был дома. Я даже фамилии не знаю! А ведь ему обо мне известно и того меньше. Он даже не в курсе, как меня на самом деле зовут!

И в этой уродливой кафешке, где нет романтического блеска Парижа, благодаря которому все видишь красивым, как сквозь розовые очки, я начинаю понимать, как все было на самом деле: Уиллем позвал меня в Париж на день. Ничего большего он ни разу не пообещал. А вчера даже пытался отправить меня домой. Он знал, что я на самом деле не Лулу, но не предпринял ни одной попытки узнать, кто я на самом деле. Когда я предлагала послать ему нашу фотографию, он предусмотрительно отказался выдать мне свои контактные данные.

И ведь он не то чтобы обманул меня. Он говорил, что много раз влюблялся, но никогда не любил. Сам сказал. Мне вспоминаются и девчонки в поезде, Селин, те модели, девушка в кафе. И все это за один день. И сколько нас таких? И вместо того чтобы смириться с судьбой, получить удовольствие от этого единственного дня и жить себе дальше, я вцепилась мертвой хваткой. Я сказала, что влюблена в него. Что хочу о нем заботиться. Умоляла провести вместе еще один день – как будто он этого хотел. Но он мне не ответил. Не сказал «да».

Боже мой! Теперь все становится ясно. Как я могла быть такой наивной? Влюбиться? За один день? Все вчера было лишь притворством. Иллюзией. Когда все становится по своим местам, мне делается так тошно от стыда и унижения, что голова кружится. Я кладу голову на руки.

Мисс Фоули гладит меня.

– Ну, ну, милая. Поплачь. Да, это было предсказуемо, но все равно жестоко. Мог бы хоть до вокзала проводить, помахать на прощание и исчезнуть. Так было бы покультурнее, – она сжимает мою руку. – Это пройдет. – Она замолкает и наклоняется ко мне. – А что у тебя с шеей, дорогая?

Моя рука взмывает к ране. Пластырь отлепился, и паршивый порез начал зудеть.

– Ничего особенного, – говорю я. Хотела добавить «случайно вышло», но передумала. – О дерево поцарапалась.

– А где часы? Они у тебя были красивые.

Я смотрю на запястье. В глаза бросается родимое пятно, страшное и ничем не прикрытое. Я натягиваю рукав свитера.

– У него.

Мисс Фоули цокает языком.

– Иногда такое бывает. Они забирают что-нибудь в качестве трофея. Как серийные убийцы, – она отхлебывает последний глоток чая. – Ну что, отвезти тебя к Мелани?

Я подаю ей клочок бумаги с адресом Вероники, и она открывает справочник «Лондон от А до Я», чтобы составить маршрут. В метро я засыпаю, все слезы пролиты, мое единственное утешение теперь в тупой усталости. Мисс Фоули будит меня на нужной станции, потом ведет к дому из красного кирпича викторианской эпохи – там квартира Вероники.

К двери подбегает Мелани – она уже нарядилась, чтобы вечером пойти в театр. Она просто светится от предвкушения и ждет от меня интересного рассказа. Но, увидев мисс Фоули, Мелани меняется в лице. Она еще ничего не знает, но уже поняла все: вчера на вокзале она попрощалась с Лулу, а сегодня ей вернули Эллисон как некачественный товар. Она едва заметно кивает, словно совершенно не удивилась. Потом скидывает туфли на каблуках и протягивает ко мне руки, и, оказавшись в ее объятиях, я от стыда и боли падаю на колени. Мелани садится на пол рядом со мной, крепко прижимая к себе. Я слышу удаляющиеся шаги мисс Фоули. Я с ней даже не прощаюсь. Не благодарю. И я понимаю, что уже никогда не смогу поблагодарить и что это плохо, ведь она мне так помогла. Но если мне суждено все это пережить, я никогда, ни за что на свете не вернусь к этому дню.

Часть вторая Один год

Четырнадцать

Сентябрь

Колледж

– Эллисон. Эллисон. Ты там?

Я накрываю голову подушкой и сильно зажмуриваюсь, притворяясь, что сплю.

В замке поворачивается ключ, моя соседка по комнате Кали открывает дверь.

– Мне не нравится, что ты запираешься внутри. И я знаю, что ты не спишь. Только прикидываешься. Как Бастер по команде «умри».

Бастер – это ее собака. Лхасский апсо. Его фотки тоже есть среди десятков других, что она пришпилила на стену. Когда в июле мы с ней общались по телефону, чтобы познакомиться перед колледжем, она рассказала мне о своем псе все. Заочно мне Бастер понравился, то, что Кали назвали в честь штата, где она жила, показалось мне чудным, ее говор – как она ударяла некоторые слова – тоже был приятным.