Всего один век. Хроника моей жизни

Во-вторых, хотя эта причина показалась мне менее значительной и всего лишь косвенной, — я в том же месяце получила открытку с Канарских островов. Кто-то из коллег, вернувшийся из командировки, передал адресованную мне открытку с изображением Гран Канария. Вид побережья одного из Канарских островов живо напомнил мне заход корабля в Лас-Пальмас, мое путешествие в Аргентину. На открытке — надпись (по-испански): «Сеньоре Маргарите Былинкиной. Москва, СССР. Примите это скромное свидетельство моей памяти и наилучшие пожелания с Канарских островов и из Африки от Вашего преданнейшего почитателя». И подпись — непонятная завитушка.

Я не могла припомнить никого из знакомых, кто бы находился на Канарах или в Африке, и даже не поинтересовалась узнать, кто мне ее привез. И бросила открытку в бювар с чистыми конвертами. Открывая бювар, я всякий раз на нее натыкалась и давно перестала спрашивать себя: от кого бы это?

Ответ на вопрос был получен, но много позже.

«Издалека долго течет река Волга, течет река Волга, а мне уж сорок лет…» — пела звенящим русским голосом Людмила Зыкина.

Действительно, в 65 году мне минуло 40 лет.

К этому времени в Институте Латинской Америки был наконец создан — не без моих усилий — сектор культуры. Руководить изысканиями в сфере заокеанской культуры был призван человек из ВОКСа (позже — СОДа) — Владимир Александрович Кузьмищев, «жирный Кузьма», как его прозвала В.Е. Кутейщикова, его бывшая начальница. Бородка клинышком, толстое брюшко и хитроватые глазки делали его похожим на меньшевика в советском изображении. В нем достаточно явно проступала характерная для тогдашних интеллектуалов (чтобы не сказать интеллигентов) черта: сочетаемость якобинских высказываний в узком кругу коллег с полным подчинением партийной дисциплине и блажливым указаниям Вольского. Справедливости ради надо сказать, что иногда ему удавалось так исхитриться, чтобы и овцы были целы, и волки сыты, но и сам он, подобно директору, не выносил противоречий и обожал угодливость. На заседаниях сектора Кузьма разваливался на диванчике и с удовольствием распивал чаи и вкушал снедь, подносимую молодыми сотрудницами.

У нас с Кузьмой душевных отношений не сложилось. Мне не импонировали его замашки ясновельможного пана, а он в моем присутствии, как мне казалось, не мог полностью отдать дань своей раблезианской натуре в стенах храма науки. Но в целом мы жили в ладу. К тому же в нашем Секторе были и славные люди: Ирина Винниченко (ныне покойная), рыженькая «Симона Сеньоре» Леночка, — Елена Моисеевна Бинева…

Впрочем, изыскания сотрудников сектора культуры назвать научными можно было лишь с определенной натяжкой. Наши культурологи, осваивая литературу, театр, музыку, кино Латинской Америки, как правило, изготовляли компиляции доступных работ латиноамериканских авторов и составляли из таких компилятивных статей сборники: «Культура Чили», «Культура Бразилии» и т. п. Благо в СССР тогда вообще мало что знали об этих сторонах духовной жизни латиноамериканцев и серьезные разработки никому не были нужны.

Я с радостью покончила с университетскими реформами в Латинской Америке и переключилась на литературу, с которой в общем была знакома и давно опубликовала статьи об аргентинских писателях и поэтах: Х. Эрнандесе, Н. Перейре и Р. Туньоне. Теперь предстояло писать литературные портреты других латиноамериканцев.

О языковедении на моем новом поприще не могло быть и речи, но сектор культуры ИЛА просто требовал, чтобы я заделалась кандидатом филологических наук, ибо в этом новом подразделении не было ни одного старшего научного сотрудника со степенью, как предписывали неписаные «правила хорошего научного тона». Да и мне уже было не к лицу пятый год ходить, — хотя и с персональным окладом в 200 р., — кандидатом в кандидаты. Тем более что все требуемые статьи по диссертации были опубликованы в сборнике издательства «Наука» («О национальном литературном языке Аргентины») и в журнале «Филологические науки» № 4 («Чарлз Кени и его американо-испанская семантика»).

В начале 67-го года началась конкретная подготовка к защите, назначенной на май месяц.

Надо было сделать массу хлопотных дел и прежде всего вразумительно написать автореферат с тезисами диссертации и разослать его по доброй сотне адресов ученым мужам и научным учреждениям.