Всего одиннадцать! или Шуры-муры в пятом «Д»

Наш пятый «Д» возмущается и негодует. Нам поставили шестой урок. Сегодня, в субботу! Да еще после физкультуры. Елена Васильевна никак не может успокоить класс. Такой бунт у нас впервые. Хотя и на наш законный выходной посягнули впервые. Мы и так половину субботы в школе, с утра до часу дня. После часу наступает наше личное время. А тут вдруг нам сообщают, что сегодня после пятого урока мы должны остаться на природоведение, так как учительница уезжает на конференцию и на следующей неделе урок провести не сможет.

– Какая еще «природа»? Зачем она нам сдалась? Ничего себе, шестой урок! В субботу! Обалдеть! Долой «природу»!

Все орут, и возмущаются, и не обращают внимания на Елену Васильевну. Она пытается что-то сказать, но в этом гвалте ее вообще не слышно. Она беспомощно машет руками и никак не может навести порядок. Вообще-то наша классная и правда классная. Совсем не строгая, справедливая, никогда оценки не занижает. И никогда не кричит. Она и кричать-то, наверно, не умеет. Не то что Тамара Михайловна по математике. Та как гаркнет – потом минут пять в ушах звенит. Еще и линейкой по столу шарахнет так оглушительно – сразу все как шелковые.

А Елена Васильевна так не может, она слишком добрая. Я смотрю на нее, и мне ее жалко. Она ведь здесь ни при чем, это завуч нам шестой урок поставила.

Я отправляю эсэмэску Егору. Я бы так ему сказал, вслух, только шум такой, что он все равно не услышит. Тем более он слишком далеко от меня сидит. Я пишу: «Крикни на них, чтобы заткнулись». Голос у Егора – ого-го! Он рявкнуть может не хуже самой Тамары Михайловны. Ему на уроке музыки даже петь запрещают, он просто так сидит, молча. А то из-за него никого не слышно.

Егор получает сообщение, оглядывается на меня и кивает.

– А ну тихо все!!! – что есть силы орет он, и все его слышат. И замолкают от неожиданности: Фомин, и вдруг порядок наводит.

– Спасибо, Егор, – растерянно говорит Елена Васильевна.

Понемногу все успокаиваются, и урок продолжается.

А на перемене начинается митинг, правда, уже без Елены Васильевны. Мальцева закрывает дверь на швабру, чтобы никто посторонний не вошел, и начинает подбивать всех на массовый побег. Она говорит, что шестой урок в субботу – это незаконно, учителя не имеют права нам его навязывать. Мы учимся по расписанию, а в расписании этого урока нет. Кто-то ней соглашается, кричит, что мы не должны с этим мириться. Кто-то опасается, что за это мы получим по полной. Мальцева уверяет, что если сбежать всем классом, то нам ничего за это не будет. Всех же не накажут. Она говорит, что мы не просто так сбегáем, мы отстаиваем свои права. И это, мол, не хулиганство, а «ответные санкции». Эти слова все слышали по телевизору, и все приходят в восторг. Это же круто – «ответные санкции» школе. Мы боремся против несправедливости.

Я ищу взглядом Егора. Он радуется, как и все, даже руки потирает от удовольствия. Он с радостью побунтует, лишь бы не учиться. Он и в одиночку может, а уж если всем классом – так это вообще красота.

А мне все это не нравится. Мне совсем не хочется участвовать в этой дурацкой затее. Нет, я, конечно, тоже за справедливость, но не таким способом. Ведь, как ни крути, это срыв урока, серьезное нарушение дисциплины. Даже если его обозвать красиво. А за серьезное нарушение можно серьезно ответить. Почему Мальцева так уверена, что всему классу ничего не сделают? Очень даже сделают. Что, девятнадцать двоек не смогут поставить? Или девятнадцать родителей вызвать? Или еще чего похуже придумают, чтобы этот бунт задавить. Школьное начальство должно же как-то отреагировать, чтобы другим классам неповадно было.

Не хочу я сбегать, и все тут. Но их не переубедить, они завелись не на шутку. Уже выбирают маршрут, куда побегут. По домам – нельзя: вдруг сразу начнут звонить родителям? Решают, что надо где-то пересидеть этот шестой урок всем вместе, например, в парке.

Я в недоумении. Где логика? Уйти с урока, чтобы сберечь свое свободное время, и провести это время не свободно, а так же, всем классом. Только без учителя и не в школе. И еще все это время ждать и бояться, что нас обнаружат. Ненормальные!

Я отзываю Егора в сторону и пытаюсь объяснить, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но куда там! Он и слушать не хочет. Весело хлопает меня по плечу и несется обратно в центр толчеи.

Я не знаю, что делать. Если все наши сбегут с природоведения, мне тоже придется бежать. А потом папа будет говорить, что у меня нет своей головы на плечах, что мы как стадо баранов: один побежал, и все за ним. Но как я могу выступить против всего класса? Мне еще здесь учиться.

Я мучаюсь до конца четвертого урока и никак не могу решить, как поступить. Бежать – плохо. Не бежать – еще хуже. Тупик какой-то, честное слово!

Меня выручает мама. Она звонит мне на перемене перед пятым уроком, когда мы переодеваемся на физкультуру.

– Никита, – говорит она. – У вас же только физкультура осталась?

– Ну… да, – говорю я и благоразумно помалкиваю про шестой урок.