Всего понемногу

На все трибуны билеты были в основе своей стандартными и отличались только цветными полосками. Цветные полоски матч от матча меняли цвет, но все же не так часто, – в течение одного сезона вариантов было не более 10–15. После матча я собирал выброшенные неразорванные билеты. Очень быстро у меня сформировался комплект билетов на все трибуны со всеми возможными цветными маркерами. Тырились мы, конечно, на самую плебейскую и самую заполненную Восточную трибуну. Билеты были у меня разложены по сериям, хранились и перевозились в маленьком балетно-билетном чемоданчике. Там же лежали цветные карандаши, пузырек с черной тушью и ручки. После преодоления первого забора, мы шли к арене и смотрели на билеты в руках у зрителей, чтобы понять, какая сегодня серия билетов по цвету и по сочетанию полосок. После этого мы отходили в сторону, я открывал билетный чемоданчик мошенника и раздавал ребятам (нас было человек 5–6) подходящую серию; иногда давал и чужим ребятам. Мне было не жалко, я знал, что после матча соберу свежую партию ненадорванных билетов. Толпа была огромной, билетеры с трудом справлялись с работой, не всегда успевая надорвать билеты. Нам надо было выбрать вход, где скопилась самая большая пробка и, для «понта» держа в руках билет, внешне похожий на настоящий (отличие было только в дате, которую при необходимости тоже можно было подправить тушью), смело идти на контроллера. В 95 % случаев все удавалось, и мы попадали в вожделенное место, где сидели, кричали, стояли, вскакивали, обнимались, даже целовались 50–60 тысяч мужчин разного возраста, социального и материального положения.

Мы устраивались в проходе на ступенях и с этого момента становились абсолютно равным со всеми. Тем более что в футболе мы часто разбирались лучше многих взрослых. Я знал всех игроков по именам, по фамилиям, по кличкам, откуда тот или иной взялся и как сыграл все предыдущие игры. Я чувствовал, что мои комментарии были интересны всем вокруг, ощущал себя экспертом, был горд собой. И было отчего: ментов обманул, контроллеров перехитрил, сам протырился, помог протыриться ребятам, посмотрел на своих кумиров.

А завтра на «Заднем поле» мы будем обсуждать игру и пытаться повторить то, что проделывали лучшие мастера футбола: Бобров, Федотов, Николаев, Хомич и другие. Мой заветный чемоданчик просуществовал несколько лет, и его содержимое я еще долго хранил, как реликвию, а потом, классе в 10-м выбросил. К этому времени, как я уже писал, я стал зарабатывать какие-то небольшие деньги, которых хватало на то, чтобы купить билет на стадион, тем более, что посещать я стал только самые интересные игры, а не все подряд, как раньше.

Ну, напоследок напишу о «протырах» на стадион «Динамо» после того, как построили осветительные мачты. Этот способ был эксклюзивным, потому что был очень опасен и требовал отсутствия боязни высоты и большой смелости. Я воспользовался этим способом попадания на стадион всего два или три раза. Преодолев первый забор по описанной схеме, один из нас должен был подойти к осветительной вышке и на глазах у толпы зрителей забраться по ней до уровня последнего, самого высокого ряда арены – высота приблизительно 25 метров. В этом месте мачта соединялась с верхней бетонной частью арены двумя вплотную пригнанными трубами диаметром 25 см 60 61 и длиной 2,5 метра. Нам нужно было сесть верхом или лечь на эту прочную, но узкую связь между мачтой и ареной и на высоте 25 метров ползти, вцепившись руками, ногами и зубами в эти трубки. Честно говоря, это было страшно, но внизу стояли пацаны и ждали, когда ты скроешься на внутренней стороне. Пути обратно практически не было, или тебя ждал позор. Что, в штаны наложил? К тому же ползти обратно, пятясь задом наперед, было еще труднее и еще страшнее.

Однажды мне все-таки пришлось проделать путь назад, но не по своему желанию. Когда я приполз вплотную к стене арены, преодолев самое сложное испытание, из-за верхней части арены показалась голова мента. Мы вперились друг в друга взглядами: молодой мент, комфортно стоящий на последнем ряду арены, и мальчишка четырнадцати лет, сидящий на трубе на высоте двадцати пяти метров над землей. Он не сказал ни слова, только взглядом показал, чтобы я валил обратно. Я тоже не сказал ни слова и пополз вспять. Это было очень страшно, мог и не удержаться, но раз пишу об этом, значит, со страхом справился.