Всего понемногу

Впервые в жизни решил обратиться к брату с серьезной просьбой (больше никаких просьб, связанных с деньгами никогда не было). Илья на несколько дней приехал из Переславля-Залесского в Москву, где жила его жена Ира с их маленькой дочкой. Я попросил брата одолжить на три-четыре месяца определенную сумму, чтобы оплатить врача. Я не хотел говорить при маме и вызвал его для разговора в коридор. Как сейчас помню, мы стояли в дверях нашей общей квартиры. Я произнес только несколько объясняющих, просительных фраз и в ответ услышал: «Ну что, допрыгался?» Я открыл дверь из квартиры и вышел. Потом папа и родители Мары скинулись. А я поехал инструктором по туризму зарабатывать деньги в летний лагерь, и буквально через несколько месяцев, ранней осенью, мы с Марой расписались. Так брат Илья благословил мой первый брак, который продлился 20 лет. И так я, по его понятиям, «допрыгался».

Вернемся же в более ранние времена, в Переславль-Залесский, где после неудачной попытки получить рыбное образование я жил у брата. Полгода я готовился к поступлению в какой-нибудь технический ВУЗ с химическим уклоном и одновременно зарабатывал небольшие деньги, играя в футбол. В городе был неплохой стадион, принадлежал он сетевязальной фабрике «Красное Эхо». Название это трудно понять и трудно объяснить. Как эхо может быть красным? Это же звук. Но в советское время «красным» могло быть все, даже артель, выпускающая синий краситель для подсинивания белья. Это не шутка, – краситель так и назывался «Красная синька». И ни у кого эта красная синька не вызывала удивления. И чего удивляться, если все красное обозначало революцию и кровь, заплаченную за нее, если кремлевские звезды были красные, икра у начальников красная, носы у пьяниц тоже красные, то почему Эхо и Синька не могут быть красными тоже?

В первые же дни моего житья-бытия в городе, я попал на стадион фабрики «Красное Эхо», посмотрел, как тренируется городская команда и понял, что соответствую ее уровню. Попросил поучаствовать в тренировке, после чего тренер пригласил меня поиграть в полузащите за городскую команду. Мне было восемнадцать лет, и по возрасту я был в команде самым младшим. Команда участвовала в областных соревнованиях, разъезжала по другим городам, а мы, игроки, получали за это от фабрики «Красное Эхо» какие-то небольшие деньги и бесплатное питание на выездах. Мой папа, наверняка не знал, что руководство фабрики, находящейся под его кураторством, так легкомысленно тратит свой бюджет. Но так было во всех городах. Профессиональные и полупрофессиональные, как наша, команды находились на балансе градообразующих предприятий.

В июне 1951 года, считая, что моя подготовка к поступлению в ВУЗ закончена, я уехал в Москву. Оставалось решить, куда поступать. Напомню, что хозяин страны Иосиф Джугашвили-Сталин был еще жив, со всеми вытекающими последствиями для представителей маленькой нации, официально считавшейся потенциальной и реальной пятой колонной в стране. Многие сферы жизни для нас были закрыты. У папы на работе положение тоже было тяжелое. Теперь, полгода спустя, я уже разбирался в общей политической ситуации в стране. Я собирался получить химическое или химико-технологическое образование, но химфак МГУ был для нас закрыт, также как Менделеевский и Ломоносовский химико-технологические институты. Зато в ряде не очень престижных ВУЗов, таких как Текстильный, Пищевой, Стали и Сплавов, – были неплохие химико-технологические факультеты, куда евреев принимали на равных условиях с другими. Из-за сложившейся описанной ситуации с 1949 по 1952 годы на этих факультетах собралось много толковых, способных еврейских мальчиков и девочек. Там же преподавали замечательные профессора, евреи в том числе. Я очень прилично сдал вступительные экзамены в Текстильный институт и получил повышенную стипендию, к которой вновь вернулся только на 4-м курсе учебы, после женитьбы.

Но даже и в текстильном институте существовало разделение на то, куда евреев берут, и то, куда не берут. На химико-технологическом факультете было две специальности: одна – химия текстиля, которую я выбрал, и вторая – производство химических волокон. Так вот, евреев принимали только на первую. Вторая считалась более стратегически важной – в стране создавали промышленность химических волокон. Поэтому абитуриенты-евреи подававшие документы в 1951 г. как на первую, так и на вторую специальность, все оказались на первой, в одной группе со мной.