Всей нечисти Нечисть...

-- А тут: смерть вампирам! Разве вампиры существуют? Им бы лечиться. Вот так нарвись на гада, у которого таракан в голове, посчитает вампиром и замочит. Ты там к надписи... ближе, нацарапай: пошли вы на куй! -- услышал он снизу.

Человек криво усмехнулся -- ну его! Съехал со ступени, а он, вместо того, чтобы поймать, посторонился. И чуть не сбил Его Величество.

-- Укушу! -- сказал Его Величество, услыхав часть разговора. Он замыкал колонну. -- Что вы там нашли?.. "Здесь были Маня, Борзеевич и Дьявол... Смерть вампирам!" А при чем здесь Дьявол?

-- Дьявол -- это падший ангел, -- поторопился объяснить тот, который шел на четыре человека выше, и теперь обернулся. Он обрадовался возможности передохнуть.

-- Я знаю. Я не просил объяснять, кто такой Дьявол, -- сказал Его Величество. -- На скале он при чем?

-- А при том, что зубы бы им выбить! -- зло ответил тот, который в каждой надписи видел угрозу. -- Крыша у мадам съехала, вот при чем!

-- Заболеть всякий может, -- беззаботно ответил еще один, услыхавший разговор. -- А многие не заметить свою болезнь... Смотрите-ка, еще одна пещера... Может, заглянем? -- Он пропустил двух человек вперед. Теперь была его очередь страховать. Тот, который только что присоединился к двоим, засомневался, но ему кивнули в приказном порядке.

-- Я вам загляну! -- строго пригрозил Его Величество. -- До лагеря недалеко, остался один переход. Быстро наверх!

-- Слушаемся, Ваше Величество! -- с готовностью отрапортовали все, кто его услышал, прибавляя шаг.

Трава поднималась прямо из-под снега, который таял на ступенях -- необычные, будто масло резали. Именно для ноги, на расстоянии высокого шага. Очевидно, у старика и мадам Маньки ноги были короче, и они приноравливались, выбивая себе заступы.

Раньше след проклятой троицы оставался только там, где они останавливались на ночь, а теперь и там, где ступали. Вампиры так и не рискнули использовать для подъема этот путь, а он, будто бы в насмешку, оставался голым от снега и теплым. Но и по ступеням подниматься становилось сложнее -- гора круто уходила вверх, хотя казалось, что круче уже некуда. Иногда в отвесных скалах каменные ступени уходили в глубь скалы, образуя туннель, который продолжал подниматься вверх, а иногда лестница начинала петлять между скал -- или ступенька за ступенькой поднималась вверх по отвесной пропасти с боку в одну сторону, потом резко разворачивалась в другую, и нельзя было понять, куда она приведет. Иногда лестница заканчивалась и начинались песчаные и щебеночные насыпи и ледники, застрявшие между хребтами с застывшими навечно озерами и реками, которые оставались живыми и медленно текли в долину, образуя жуткие непроходимые разломы и нагроможденные друг на друга торосы, пробиваясь к краю пропасти, чтобы сорваться вниз. Особенно здесь, где ледники уже почти достигли своей цели. Живописная долина в подножии горы осталась внизу. От прогретой за лето земли там было еще тепло, но стоило подняться на сотню метров и все почувствовали: на дворе -- зима.

Имя на скалах его раздражало, вызывало отвращение и необъяснимую неприязнь. Он даже не подозревал, как много знает о ней: бедна, несостоятельна, неуклюжа, ей плюют в след, по большей части, никому не было до нее дела, потому что каждый делал свое дело, а она... У проклятых не было дел -- они совали нос в чужие дела и создавали проблемы. И он не мог представить, что кто-то мог относиться к чудовищу иначе. Не понимал. И не мог себе объяснить, как она смогла опрокинуть на него столько бед сразу. От одной мысли о проклятой его начинало ломать.

Или все это время он знал другое чудовище? Что же их тут задержало?

Убедившись, что за ним не наблюдают, Его Величество юркнул в обнаруженную пещеру.

Здесь было теплее. Глаза привыкли быстро -- все же что-то было у него от вампиров. Он достал бутерброд, и жадно проглотил. Вампиры или обнаглели, дорвавшись до дармовой кровушки, или здесь, в горах, в самом деле, не могли есть ничего другого, кроме крови и еще теплого человеческого мяса. От вида нормальной еды Ее Величество начинало рвать. Сначала он подумал, что это беременность, обрадовался, но к своему разочарованию заметил, что с другими происходит то же самое. Сам он человеческое мясо не то чтобы любил, привык, как к свинине или баранине, оно было нежным на вкус, и как свинина готовилось быстро. Но от сырой крови ему становилось дурно, особенно от концентрата, который был немного мыльным на вкус. Обглоданных до кости людей временами даже не утруждались оттащить в сторону на достаточное расстояние, чтобы скрыть ночную резню, засыпая снегом. Люди проходили мимо, но оборотни принюхивались и от запаха крови иногда начинали звереть -- до полнолуния оставалось не более пяти суток.

Он достал еще один бутерброд и забыл о нем, заметив желтые горошины у входа.